Товарищ Цзян Цин. Выпуск первый

После обеда мы направились в тот вечер в театр Тяньцяо. Прибыли мы туда с опозданием на час. Ставился по заказу «Красный фонарь» — первая опера, переделанная Цзян Цин в соответствии с теми пролетарскими политическими нормами, которые она навязала всем видам искусства во время культурной революции.

По окончании оперы Цзян Цин устроила пышный выход и направилась в закрытый вестибюль, где мы опустились на огромный диван. Как только за закрытой дверью утих шум от уходящих зрителей, она пристально посмотрела на меня и сказала:

— Надеюсь, вы сумеете пойти путём Эдгара Сноу и г‑жи Сноу[11].

— Внушительный пример! — отозвалась я, ужаснувшись трудности такой задачи, но понимая, что главное в наших взаимоотношениях — доверие.

— Могут сказать, что мы промыли вам мозги,— дразнила она.— Вы боитесь?

— Нет. Такая промывка была бы невозможной.

— В конце концов,— сказала она,— здесь были президент и г‑жа Никсон. Если я могу сопровождать президента и г‑жу Никсон, почему я не смогу сопровождать вас? Вы же можете добиться поста президента!

Затем она вернулась к более серьёзному вопросу о моей нынешней роли. Я первая из иностранцев, кому она поведала кое-что из своего прошлого, сказала она, а потом ответила на мой вопрос о публикации этого интервью:

— Вы можете опубликовать его. Но вы должны понять, что я отнеслась к вам не как к корреспонденту, а как к хорошему другу. Сначала я должна попросить премьера просмотреть запись нашей беседы. То, о чём я рассказала вам сегодня вечером, правда. Понятное дело, мы (она и коммунистические лидеры) прошли извилистый и трудный путь. Пусть даже мне скоро шестьдесят, я по-прежнему полна решимости сохранить свою политическую молодость.

Я спросила, что ещё она могла бы сказать о значении слов «политическая молодость» и о других аспектах своей жизни.

— Сейчас на это нет больше времени. В следующий раз, когда вы приедете в Китай, мы снова поговорим об этом. Между прочим, я хочу дать вам кое-что на память. Хотя я плохой фотограф-любитель, я взяла несколько снимков и хочу подарить их вам. Может быть, это просто «хвастовство перед мастером своего дела». Хороших при мне сейчас нет. Я сделала несколько снимков женщин из отрядов милиции, но хорошие снимки растащили. Я поищу их, когда вернусь домой в Чжуннаньхай.

Когда мы попрощались в театре, в котором почти никого не было, кроме тех, кто сопровождал её, меня попросили уйти первой, чтобы дать ей возможность незамеченной проделать в темноте обратный путь.

Ⅳ

Хотя я не надеялась снова увидеть Цзян Цин, её образ, вызывающий и непостоянный, прочно засел в моём воображении. Чтобы передать другим самую суть её прошлого, было недостаточно тех слабых лучей света, которыми она осветила свои малозаметные молодые годы и крепнувшую связь с силами истории; эти лучи больше дразнили, чем проясняли. Она была всего лишь одной из 400 миллионов женщин. И всё же я подозревала, что её жизненный путь — сплав повседневного с выдающимся — несёт разгадку к пониманию основных дилемм, касающихся женщин и власти в революционном Китае.

Утром после первого вечера с Цзян Цин я возобновила беседы с Дэн Инчао и другими женщинами-руководителями. Наши разговоры продолжались четыре утра подряд. Как и её муж Чжоу Эньлай, Дэн была необычайно знающим человеком и убедительно говорила на идеологические темы, употребляя более богатую лексику, чем политический жаргон. Она была старше Цзян Цин всего на десять лет, но, если говорить о поколениях, разница была значительнее. Дэн принадлежала к первому поколению коммунистов, которые наравне с Мао активно участвовали в движении с начала 20‑х годов, Цзян Цин же — ко второму поколению революционеров, часть которых связала себя с компартией в «белых районах» в начале 30‑х годов, а с революционным ядром Мао в «красных районах» — лишь в конце того десятилетия. Самостоятельно освободившись от старого общественного рабства, Дэн и Цай Чан, жена [заместителя премьера] Ли Фучуня и революционерка сама по себе, наряду с другими женщинами поколения основателей посвятили свою жизнь колоссальной задаче политического пробуждения, организации и революционизации женщин Китая. Беспощадная к себе, чётко осознающая то, что она несёт ответственность прежде всего за решение специфических женских проблем, и привыкшая не отделять себя от остальных женщин во всех политических ситуациях, она отличалась от Цзян Цин, чей феминизм проявлялся в более частных формах, а большое политическое честолюбие не позволяло считать главной целью своей жизни борьбу за равенство полов.