Товарищ Цзян Цин. Выпуск первый

Исчерпав свой европейский репертуар, эта видная любительская группа, с которой была теперь связана Цзян Цин, поставила несколько «знаменитых демократических националистических пьес» — все написаны китайцами и все на современные темы. Во время работы над ними от группы откололось Общество 40‑х годов. Почему его члены назвали так себя в 30‑х годах? Потому что вообразили себя авангардом — на десять лет впереди своего времени! Одной из первых поставленных ими пьес (в ноябре 1936 года в знаменитом Золотом городском театре) была «Сай Цзиньхуа» Ся Яня. Пьеса получила название по имени печально известной красавицы «боксёрской» эпохи, которая стала любовницей немецкого генерала. Цзян Цин пришла в ярость, увидев, как китайская актриса изображает презренную Сай, женщину, предавшую дело китайского национализма. Её откровенное мнение о Сай настолько взбесило других членов Общества 40‑х годов, что они пригрозили убить её, заявила она срывающимся от волнения голосом[61].

Хотя режиссёр Чжан Гэн критиковал её игру, продолжала Цзян Цин, она привлекала его, и его ухаживания за ней повредили ей в политическом отношении. К 1935 году он и некий Сю Маоюн заняли видное положение в руководстве компартии в Шанхае. По сути дела, Чжан Гэн был руководителем городской парторганизации. Ввиду отсутствия соперников он стал смотреть на Шанхай как на личную вотчину. Надо признаться, сказала она, Чжан Гэн оставил у неё горькие воспоминания — она испытала на себе его твёрдую убежденность в законности господства мужчин. Когда она приобрела больше известности как актриса и её видели с ним, он стал хвастать в партийных кругах, что она, «принадлежит» ему. «Она моя девушка, и потому не касайтесь её»,— говаривал он (Здесь она буквально застонала от негодования и поведала о том, как противен он был ей.) И всё же она сумела не подпускать его к себе. Она никогда не позволяла ему провожать себя до дома вечером после политических собраний, как бы часто он ни просил её об этом. Однажды он набрался духу и предложил ей выйти за него замуж. Она отказалась наотрез. Очевидно, он был унижен. В отместку он запретил Лиге левых театральных деятелей, которая подчинялась ему как руководителю шанхайской партийной организации, поддерживать с ней дальнейшую связь. В довершение всего он распространил лживый слух о том, что она троцкистка.

Мстительность Чжан Гэна нанесла вред её собственной политической работе. Например, в начале марта 1935 года (может быть, она имела в виду 1936‑го?) она организовала любительскую постановку в театре одной гостиницы по случаю Международного женского дня 8 марта. Она дала другим участникам указание встретиться в гостинице в седьмом часу для последних приготовлений и репетиции. Она прибыла, как было договорено, но из других никто не появился. Её бросили в беде (не сорвал ли Чжан Гэн эту договоренность из чувства обиды?), и она была в отчаянии, потому что к тому времени были проданы почти все билеты — в основном рабочим, которых она не могла огорчить. Несколько билетов купил её верный друг Тао Синчжи.

После лихорадочных поисков собрали группу актёров, и началась поспешная репетиция. В тот день у неё была высокая температура, но не оставалось ничего другого, как не обращать на это внимания. Когда она пела в дуэте, то неожиданно вспомнила, что ещё не доставлен театральный реквизит. Сразу же после репетиции она в лихорадочном исступлении бросилась купить что-нибудь взамен его, но, выходя из театра, поскользнулась и покатилась с лестницы. К счастью, Цзян Цин осталась невредимой, но пока она приводила себя в порядок, кто-то подошёл к ней и объявил, что представление в том театре дать невозможно. Она была в панике! В последний момент положение спасло вмешательство племянницы Хуан Шаосюна, высокопоставленного чиновника правящего гоминьдана, который предложил подписать документ, позволявший им дать представление. Как только приготовления были закончены, Цзян Цин пошла за кулисы, чтобы заявить протест против злонамеренного бойкота постановки, о которой она уже договорилась.

Пережив из-за всех этих сложностей нервный кризис, она ударилась в слёзы во время представления и так безудержно рыдала, что не могла вспомнить роль и не слышала суфлера. Но это непредусмотренное место в пьесе, должно быть, взволновало публику (даже теперь она вспомнила об этом с удивлением), которая прямо-таки плакала вместе с нею. Отчаянно стараясь восстановить порядок, один из актёров на сцене притворился пьяным и стукнул её по спине, чтобы привести в чувство. Это помогло, и представление продолжалось более спокойно. К концу пьесы она была так слаба, что еле двигалась, и температура поднялась у неё до 104 градусов по Фаренгейту. Как обнаружилось, незначительная инфекция у неё переросла в пневмонию. Друзья немедленно поместили её в больницу, где она находилась несколько дней.

Ⅲ