Товарищ жандарм

Подойдя к кровати, к ножке которой была привязана веревка, я ради интереса попробовал ее поднять и сдвинуть с места. Тяжелая зараза, но, тем не менее, сдвинулась. Там, где только-только стояли ножки, остались отпечатанные следы.

– Гриша ты видишь?

Он нагнулся рядом, чуть сощурив глаза, сказал:

– Получается, Александр Павлович, кровать не двигали?

– Получается. А попробуй дернуть за веревку?

Любкин, не долго думая, дернул, и кровать еще больше сдвинулась.

– Это что ж получается, что паскудник никуда не сбегал?

– Гриша, он где-то в здании прячется. Быстро все шкафы, потайные двери на этаже…

– Понял, господин подполковник!

Я сам начал громить шкафы и искать скрытые ходы, но это у нас заняло не больше минуты. За шкафом была небольшая скрытая комнатка, в которой лежал раздетый труп с явными следами удушения. Присмотревшись к нему, Любкин цыкнул и высказался:

– Так это ж полицейский, который обыски помогал производить!

– Ага. Задушили, раздели… На лестнице нас пропускал и еще голову опустил. Это ж Махерсон был! Бегом!

Мы понеслись галопом по лестнице вниз, созывая всех вокруг. При этом я связался по рации с Николаевичем.

– Дед, на связь!

– Слушаю.

– Махер здесь, в здании, он грохнул полицейского и только что вышел из здания.

– Твою дивизию!

Мы выскочили на улицу, а тут уже метались несколько подстегнутых Рыжковым полицейских и жандармов. Я стал глядеть по сторонам и вдалеке увидел спину убегающего человека в жандармской форме, которая ему явно мала.

– Бегом.

Прорываясь через толпу, я рванул за улепетывающим со всех ног Махерсоном. Это была интересная погоня. К нам присоединились еще несколько полицейских и жандармов, но они отстали. Махерсон скрылся за поворотом и пропал из поля зрения. Но мы уже как гончие взяли след и неслись не останавливаясь. Его спина периодически мелькала в просветах и подворотнях, давая понять, что он все еще не оторвался от погони. Рыжков, оставаясь на связи, двигался в карете в сопровождении нескольких конных жандармов по основным улицам, стараясь не отставать.

Вырвавшись на просторную улицу, Махерсон заскочил в проезжающую мимо пролетку с каким-то важным дядькой, двинул кулаком возницу и, заняв его место, стал нахлестывать лошадей. Ему явно удавалось оторваться от пешей погони.

Тяжело дыша, я тормознул похожую пролетку, в которой ехали две барышни, одна из которых была весьма симпатична, и жестко приказал:

– Быстро вон за той пролеткой. Дело государственной важности.

Возница что-то попытался возмутиться, но тут же огреб от Любкина в табло и, смирившись, щелкнул кнутом и стал нагонять лошадь. По сравнению с автомобильными погонями эта гонка выглядела весьма комично, но у нас не было другого варианта. Несясь по широкой улице, я мимоходом глянул на стене название и номер и тут же связался с Рыжковым.

– Дед, вы где? Этот гад захватил пролетку и несется как угорелый… Мы… – И назвал прочитанные на стене названия.

– Что? Почему далеко? Давай всех там пинай, уйдет ведь гад.

Тут голос подала старшая из дам:

– Милостивый государь, вы понимаете, что…

Я ее перебил.

– Понимаю. Извините…

И глянув на разрумянившуюся молоденькую девицу, которой было не больше восемнадцати лет, улыбнулся и, как бы извиняясь, ответил:

– Еще раз извините, служба.

Но пожилая тетка не сдавалась.

– Назовите себя, чтоб я могла пожаловаться вашему начальству. Это возмутительно.

– Подполковник граф Осташев, к вашим услугам.

Ее лицо изменилось, когда услышала мою фамилии, и после этого она уже не пыталась качать права. «Странно, надо будет потом попробовать уточнить» – пронеслось в голове, но мысли снова вернулись к погоне.

Мы так неслись еще минут десять и реально стали нагонять пролетку. Кляча наемного извозчика никак не могла соревноваться с холеной лошадкой, которая была запряжена в нашу пролетку. Видимо, барышня была состоятельная и могла позволить себе держать личную конюшню.

Когда до преследуемых оставалось не более двадцати метров, Любкин повернул голову и крикнул:

– Ну что, Александр Павлович, что дальше?

– Валим травматиками, только наверняка.

– Понял!

Махерсон, увидев, что его почти нагнали, выхватил пистолет и стал целиться в нас. А ведь тут рядом были и женщины, и люди на обочине, поэтому пришлось действовать.

Закрыв собой женщин, я не стал ждать, вскинул «стечкина» с глушителем и с дергающейся пролетки несколько раз выстрелил, пытаясь подстрелить лошадь. На фоне грохота колес по мостовой и топота копыт хлопков выстрелов практически не было слышно. С четвертого раза попал, и лошадь беглеца запнулась и со всего маху грохнулась на землю, потащив за собой всю пролетку, которая, повернувшись боком, опрокинулась. Махерсон, успевший все-таки выстрелить, хотя этим никакого вреда не принес, покатился по земле, сильно приложившись, но при этом поднялся и все еще пытался куда-то бежать. Тут уже Любкин, притормозивший нашу пролетку, бросив поводья, соскочил на землю, прицелился и пальнул травматическим патроном. БАХ! Грохот выстрела разнесся по улице.