Товарищи

Дорожки были расчищены, но Егор решил, что они очень узки, и начал расширять их. Он вырубал лопатой большие снежные глыбы и, слегка покряхтывая, бросал на вершину сугроба.

Когда во дворе не осталось снега, который можно было бы куда-то бросить, Егор, раскрасневшийся, насвистывая веселый мотивчик, пошел в избу. Он был доволен, как бывает доволен человек, изрядно и с охотой поработавший.

Не успел он раздеться, как вошла девушка-почтальон:

— Вот вашей маме письмо. Только не от отца. Из армии все письма без марок посылаются, а это — с маркой. Значит, гражданское. Возьмите.

Егор положил письмо на стол и проводил почтальона.

— Откуда бы это?

Он снова взял в руки конверт и не спеша прочитал адрес: «…Село Платовка, Анне Кузьминичне Баклановой». Он посмотрел адрес отправителя, и вдруг в его висках словно молотки застучали: письмо было из ремесленного училища. Не думая, хорошо ли он поступает или плохо, Егор разорвал конверт и торопливо достал из него небольшой листок. Там было всего несколько строчек, написанных на машинке:

«Уважаемая Анна Кузьминична! Ваш сын Георгий Бакланов, являющийся воспитанником нашего училища, сбежал. Нами приняты меры к его розыску. Училище убедительно просит вас, Анна Кузьминична, немедленно сообщить, если ваш сын, а наш воспитанник Георгий Бакланов приедет домой. Директор училища Колесов».

«Что делать? Что теперь делать? — думал Егор, поглядывая то на письмо, то на конверт. — А я не отдам. Не отдам мамке, и все. Она даже и знать ничего не будет. Если пришлют второе, так не скоро». Он смял письмо, разорвал его на мелкие кусочки и вместе с конвертом бросил в печку, где грудой лежал еще жар от кизяка. Кусочки бумаги тут же воспламенились и легкими пластинками золы улетели в трубу. Егор закрыл печку и, сев у стола, задумался: «Значит, меня ищут. Наверно, и в милицию заявили. Чего доброго, милиция и домой нагрянет. Заберут и поведут к поезду. Как арестанта, как ворюгу какого-то». И Егор живо представил себе, как милиционер выводит его из дома, ведет по улице, а повсюду народ, все смотрят, удивляются, спрашивают — за что, а мать идет сзади и плачет. «Стыда не оберешься, — подумал Егор. — Скорее надо на работу в колхоз поступать. Тогда не очень прицепятся — был в училище, а теперь работает в колхозе. Сегодня надо повидать председателя колхоза. Дядя Лукьян вроде и суровый с виду, но на деле человек добрый, можно уговорить. Да и не враг он своему колхозу, чтобы от рабочих рук отказываться».

Но продумать все как следует не удалось — пришел Максим Ивкин.

— Здорово, Егор! — крикнул он от порога и начал тереть валенки о половичок. — Что делаешь?

— Да так, ничего. Отдыхаю. Поиграл малость на гармони, снег почистил во дворе. А больше вроде и делать нечего. Раздевайся да проходи, садись.

— Э, нет! Присесть я присяду на минутку, а раздеваться не буду. Некогда. Я к тебе по делу.

— По делу?!

— А что ты удивляешься? Я правду говорю.

— А по какому?

— Никогда не отгадаешь. Никогда! Но я сам скажу. Ты в читальне вечером видел нашу Тоню?

— Какую Тоню?

— Вот тебе раз! Неужто не заметил? Такая красивая, она все тебе подсказывала, что играть.

— А-а-а, видел. Ну, и что?

— Она у нас секретарь комсомольской организации.

— А ты разве в комсомоле?

— Давно. Уж скоро год. А ты?

— Я? Я — нет. Пока. Скоро буду. Все, понимаешь, некогда. Думаешь, легко формовщиком быть да с чугуном возиться? Попробуй — не то запоешь.

— Я совсем и не думаю, что легко. Любое дело без труда не сделаешь. Это всем понятно.

— Правильно.

— Ну, так слушай. Меня прислала к тебе Тоня.

— Прислала Тоня? Зачем?

— Она дала мне поручение — договориться с тобой.

— О чем договориться?

— Ты подожди. Не перебивай, дай все сказать. У нас сегодня комсомольское собрание. Так? Вот Тоня и решила, чтобы после собрания оставить ребят и чтобы ты рассказал, как работает молодежь в городе, на заводах. Ты понимаешь, это просто-таки интересно. Ты расскажешь, как сам начал работать, как стал ударником. А про завод разве не интересно? Да, я думаю, тут можно столько насказать всякой всячины…

— Ничего интересного.

— Брось, брось, Егор, и не говори зря. Это ты бывал на заводе и все знаешь, ко всему привык, а вот я, например, даже понятия не имею, что там и как. А таких у нас много наберется. Значит, ты согласен? Не возражаешь?

— Нет! Нет, не согласен, — не задумываясь, поспешно ответил Егор.

— Вот это здорово! Да ты что, очумел?

— Просто не согласен, и все.

— Интересно… Ну, а почему? Почему?

— Так, пустая это выдумка.

— Насчет выдумки ты напрасно — дело хорошее, и, если Тоня предлагает, — значит, не пустяки. Ты мне уже поверь. Может, ты сам не хочешь, вроде не желаешь затруднять себя: дескать, я человек видный, в городе большими делами занят, — тогда другой разговор. Только так и говорить надо, а не вертеться вокруг да около.

— А я и не верчусь.

— Ну, так что сказать Тоне?

— Одним словом, скажи ей, своей Тоне, что я не приду. Сказал, мол, что не согласен. И все.

— Неужто тебе, Егор, трудно? А? По-моему, тут не очень большой труд. Или, может, похудеешь от того, что придешь в читальню да минут десять поговоришь с людьми?