Когда его спутники останавливались в восхищении перед каким-нибудь зданием, Сережа сам же не давал им долго задерживаться.
— Это что! — говорил он. — Вот я вам сейчас покажу такое, что вы ахнете!..
Но стоило прийти к тому месту, куда он так спешил, как сразу же раздавалось:
— Это что!
Когда они вступили на Каменный мост, Сережа, напряженно всматриваясь в их лица, дрогнувшим голосом спросил:
— Ну как?
И у него было такое выражение лица, как будто это он лично построил мост и сейчас сдает его авторитетной комиссии.
— Вот, пожалуйста, чистый гранит. Потрогайте. Нет, вы потрогайте…
Если б Митя изредка не хватал его за руку, он обязательно попал бы под машину.
Петя с отцом шли впереди. Они вели серьезный, неторопливый разговор. Обоим надо было многое выяснить: сын оставил в селе семью, отец отправил сына учиться в Москву. Каждый считал, что лично за него волноваться не приходится, а всё дело в том, как справляются без него.
— Ребят не распускаешь? — спросил отец, кивнув на Сережу, который в этот момент покупал пирожки с вареньем и угощал Екатерину Степановну и Митю.
— У нас дисциплина, — кратко ответил сын, считая, что отцу не разобраться в сложной и многообразной жизни училища. — А у вас, говорят, ячмень с опозданием сдали?
— Мать скала? — быстро спросил Иван Андреевич.
— Почему мать? Ребята пишут.
— Они напишут.
— А что, неправда?
— Ну, опоздали на пять дней. Зато рожь нынче была богатая, и сдали в срок.
— Рожь рожью, а ячмень ячменем.
— Это верно, — извиняющимся тоном сказал отец, покосившись на сына. Иван Андреевич считал, что разговор принимает невыгодный для него оборот. — У тебя в группе сколько народу?
— Двадцать шесть.
— Ну вот. А у меня в бригаде тридцать два. Сравнил! У тебя всё под рукой, а я за день своих на лошади не обскачу.
— Объективные причины, — строго сказал сын.. — Вот, если б у тебя в бригаде хоть один такой, как Костя Назаров, был, ты б тогда узнал… Дурака валяет. Думает, игрушки. Пятьсот рублей обходится государству а месяц, а пользы — шиш. Была б моя воля, я б ему показал…
— Например?
— Выгнал бы.
— Это не способ, — сказал отец. — Тебя не за этим старостой выбрали.
— Выгнать надо, — упрямо повторил Петя.
— А может, у нею дома что не так? Сходил бы, с отцом поговорил.
— Да что отец! — махнул Петя рукой.
— То есть как это что? — Иван Андреевич от возмущения даже остановился.
— Да нет, я понимаю, — поспешно сказал Петя, — но только у него отца нет, а мать каждую неделю подарки покупает.
— Если желаешь, я могу с ним поговорить.
— Он тебя и слушать не станет.
— Послушает, не то, что ты, — обиделся Иван Андреевич.
Он действительно немного обиделся, но одновременно ему было приятно, что с сыном можно разговаривать, как с равным; даже больше того — ему льстило, что сын делится с ним, отцом, как с равным. Пожалуй, именно сейчас следует дать сыну те наставления, которые он приберег для него еще дома.
— С Костей Назаровым мы как-нибудь сами уладим, — помолчав, сказал Петя. — А вот я хотел насчет электростанции с тобой поговорить. Мощность у вас будет малая.
— Как это — малая? — всполошился Иван Андреевич. — Во всех избах свет. Фонари на улицах… — А тебе кто рассказывал, — мать?
— Говорю, ребята пишут.
— Что ж они тебе, как министру, жалуются?
— Энергия для работы нужна, а не только в избах.
— А строить кто будет? Квалифицированных рабочих нет.
— Почему нет? Шестнадцать ребят в отпуск приедут из ремесленных.
— Так это ж… — начал Иван Андреевич, но умолк. Он хотел сказать, что эти ребята — мальчишки, ничего не смыслящие в деле, но, посмотрев на сына, понял, что говорить этого не следует.
— А захотят работать? — спросил Иван Андреевич, чувствуя, что голос у него стал жидковатым.
— Если проект измените, конечно, захотим, а при малой мощности нет расчета возиться.
Договорились, что Петя спишется с земляками ремесленниками, а Иван Андреевич согласует этот вопрос в колхозе и в районе.
Ходили по улицам еще долго, никак не могли насмотреться. Наконец Екатерина Степановна взмолилась:
— Посидеть бы немного на скамейке. Ноги не ходят.
— Давайте на троллейбусе прокатимся, — предложил Сережа, считавший, что они ничего не видели. — Там мягкие кресла, а если во втором этаже, то очень полезный воздух, всё время продувает.
Иван Андреевич посмотрел на часы и сказал:
— До поезда два часа. Сейчас примем такое решение: сначала поесть. Какой тут у вас лучший ресторан?
В ресторане выбрали столик на веранде у самых перил. Внизу раскинулась Москва.
Тут было не до еды. Еще Иван Андреевич пытался сохранить хладнокровие, а все его спутники прильнули к перилам и не отрываясь смотрели вниз. Ветер растрепал мягкие волосы жены, косынка съехала на одно ухо. Екатерина Степановна, перегнувшись, стояла рядом с юношами и, онемев, смотрела на столицу.
— Товарищи, товарищи, — приговаривал Иван Андреевич, — кушать-то будем?
Подошла молоденькая официантка, постояла рядом и, увидев смущение Фунтикова, сказала:
— А у нас всегда так: сначала насмотрятся, а потом уже про еду вспомнят. Я сама первое время сколько посуды перебила.