Товарищи (сборник)

Он стоял спиной к двери и, зажав в руке большой, толстый карандаш, приподнимаясь на цыпочки всем своим большим, тяжелым туловищем, тянулся к карте, которой была завешена стена кабинета. По карте справа налево и сверху вниз бежала красная черта, изгибаясь, завязываясь в узлы и опять расправляясь, делая порой резкие скачки и повороты. Ее пересекали красные и синие стрелки; вся карта была испещрена этими стрелками, кружочками и флажками, которые горели на ней в лучах заливавшего стену утреннего солнца. На столе лежала другая карта, поменьше. Командующий отвернулся от стены и наклонился над ней. Кивком головы поманил к себе Милованова.

Милованов остановился сбоку, заглядывая через его плечо. Командующий был выше его, и Милованову надо было вытягивать шею, чтобы увидеть через его плечо карту. Приподнимаясь на носках, он скашивал глаза на спутанные седеющие волосы и бессонное отечное лицо с рыхлой кожей. На секунду вдруг представил себе этого человека совсем другим — с черными пушистыми усами, каким знал его в молодости в Первой конной.

Карандаш командующего бежал по карте, и Милованов неотступно следил за ним, ожидая, что он пробежит вдоль Терека до низовых станиц и здесь остановится. Но он отвесно поднялся вверх и, минуя желтые прикаспийские степи, обогнув Астрахань, круто скользнул по Волге влево до самой излучины, где она почти сходилась с дугой Дона. Здесь бег карандаша оборвался, но ненадолго.

Командующий, впервые отрывая от карты глаза, вкось поднял их к Милованову и резко отчеркнул междуречье с двух сторон стрелами. В самой глубине донских степей он вдруг сомкнул их.

— Началось? — почему-то шепотом спросил его Милованов.

— Идет уже второй день. Окружение группировки Паулюса…

— Завершено? — быстро спросил Милованов.

— Горяч, — командующий усмехнулся и, разогнувшись, обошел вокруг стола, опустился на подушку черного кожаного кресла. — Садись, он указал на другое, точно такое же кресло, стоившее напротив. Впрочем, скоро мешок будет завязан. И даже не мешок, а, как говорят на Дону, целый чувал.

— Значит, и мы… — осторожно начал Милованов.

— Догадлив, — командующий рассердился. Немцы теперь начнут удирать отсюда. Между Сталинградом и Ростовом совсем узкий проход и он может захлопнуться. Есть уже первые симптомы. Двадцать третья дивизия ушла в район Котельниково. Туда же уехал и сам Манштейн[11]. По всей видимости, здесь они попытаются нанести удар с фланга. И мы должны их…

— Упредить?

— Именно ото я и хотел сказать. Могу сообщить: в Ставке не только надеются, но твердо считают, что нажим здесь должен сковать их маневр и облегчить задачу нашей армии там. Главное — не дать оторваться. — Встав с кресла, командующий обошел стол и, вынув из ящика лист бумаги, протянул Милованову — Читай.

Вернувшись в кресло и положив руки на кожаные подлокотники, склонив голову набок, он стал молча смотреть, как Милованов, держа лист в руке на отлете и чуть откинув назад смуглую, будто отлитую из темного чугуна голову, прищуренными глазами пробегает строчки:

«Сформировать Донской казачий кавалерийский корпус в составе 1-й и 2-й гвардейских Донских казачьих дивизий, 6-й кавалерийской… и частей усиления. Командиром корпуса назначить генерал-майора Милованова…»

За окном все так же бежали облака, наступая на белые вершины хребта, величаво сиявшего в лучах утреннего солнца. Ярче разгорались огоньки флажков, усеявших карту. В дверь заглянул адъютант, удивленный тишиной в кабинете.

— Ну как, доволен? — пошевелив свое грузное тело на пружинах, спросил командующий, которому уже надоело сидеть молча. И сердито попенял: — Что же ты? Или, может быть, нет?

Черные строчки прыгали перед глазами Милованова: «…корпус… в составе… и частей усиления…»

И его мысль уже заработала в этом одном направлении. Нет, он никогда не задавал себе вопроса: доволен или недоволен? О чем спрашивает этот опытный и хитрый человек, который хорошо знает, что здесь не может быть двух ответов? Приказ есть приказ. Что за корпус ему дают и что скрывается за словами «частей усиления»? Кто командует дивизиями и полками, как одеты, обуты люди? Конец ноября, нужно подвезти фураж, поставить лошадей на зимнюю подкову. Милованов вспомнил, что рассказывали ему о гололедице в этих местах. Разумеется, все упирается в людей. По какому образцу формировался корпус, или он только называется казачьим? Ясно, что его сразу введут в бой, и все придется утрясать в движении, на марше. На кого из командиров дивизий можно рассчитывать больше, а на кого меньше?

— Чаю! — громко крикнул командующий в раскрытую дверь кабинета. Разгадывая сомнения Милованова, пояснил: — Первой дивизией командует Сергей Ильич Рожков, урюпинский казак. Летом под Кущевкой его казаки тринадцатую танковую дивизию немцев хорошо потрепали. Второй — Шаробурко. Его на коротком поводу держи. Шестой — Мирошниченко Кузьма Романович. Он у меня перевалы прикрывал, с тирольскими стрелками лицом к лицу. Выстоял. У них с Рожковым, похоже, ревность. Комиссара пришлю тебе, начштаба. Есть у меня здесь один полковник на примете. Я его тоже вызвал.