Траблшутер — 2

От этой внутренней пены сводит челюсти. И хочется зашвырнуть телефоном в стену. Я сжимаю его, закрывая глаза…

Все же просто. Все очень просто. Надо сейчас подойти, обнять… сказать, что люблю, что она самая у меня чудесная, самая родная… И что она всё для меня! И что я беспокоюсь. И всё! ВСЁ!!! Тут же она расскажет обо всем, о чем попрошу. Это же ясно, как день!

Но, нет, бл*ть… Не могу! Так я могу только пьяный в дрова.

Дотягиваюсь до проводка наушника и тяну его.

Вздрагивает.

– Добрый вечер, жена.

И голос у меня действительно недоброжелательный и какой-то скрипучий.

Молчит, внимательно и насторожено за мной наблюдая.

– Или не добрый?

– Почему?.. – растеряно.

– Я пришел раньше. Помешал твоим планам?

– Хорошо, что пришел, – осторожно. – Кушать хочешь?

– Нет аппетита.

Обнимает себя за плечи руками, откладывая в сторону телефон.

– Ты если что-то мне хочешь сказать Захар…

– А ты?

– А я – нет.

Встает с кресла, уходит на кухню. Иду следом.

Нервно что-то режет на разделочной доске. Спаржа, тофу…

– Папа! – заглядывает Тимоха.

Катюшка с писком прижимается к ногам. Поднимаю на руки.

Софья съедает с доски кусочек тофу.

– Ужинать будете?

Киваю.

Разливает по тарелкам грибной суп. Еще что-то заманчиво пахнущее…

Забирает дочку у меня с коленей, усаживает на детский стульчик. Я смотрю на каждое ее движение как когда-то давно. Словно вижу в первый раз. Изящно, пластично… Это не приносит мне сейчас удовольствия, скорее наоборот, мне становится еще тяжелее внутри.

Красивая какая… Уверенней стала… Смелее…

За стол с нами не садится.

– Приятного аппетита, – в ответ разногласое «спасибо».

Подхватывает с тарелки еще один кусочек тофу.

– Катюша… – стелет ей на коленки салфеточку. – Аккуратно, ладно?

Уходит из кухни.

– Соня!

– Что? – заглядывает.

– Сядь с нами.

– Нет, спасибо.

Уходит.

– А мама что – покушала уже?

Тимоха отрицательно крутит головой.

– Мама уже несколько дней не кушает с нами.

– В каком смысле.

Пожимает плечами.

– Сказала, ей пока нельзя.

Что за бред?…

Катя тянет из моих рук кусок хлеба. Отдаю…

– Еще… – требовательно тянет следующий. – Папа…

Опять отдаю.

– Папа, еще!

Возле чашки пирамидка из хлеба.

– Нельзя баловаться с едой, – разбирает пирамидку Тимка.

– Можно! – шлепает ложка по жидкости в чашке.

Брызги летят мне на рубашку.

– Кать! – рявкаю я. – Хватит!!

Неожиданно агрессивно. Катюшка замирает. Губы начинают дрожать.

А, черт…

– Мамочка… – начинает рыдать дочь. – Мама…

Растерянно смотрю на застывшего Тимку и рыдающую Катюшку.

Соня залетает на кухню, с осуждением глядя на меня. Молча подхватывает ее на руки.

– Нервы лечи, Волков.

– Мааа-мочка…

Уносит.

– Пап, ты чего?

Отодвигаю от себя чашку. Взъерошиваю молча сыну волосы и ухожу на балкон. Сигарета…

Надо пойти и успокоить дочку. Но я не могу.

Это всё Софья виновата!

Бред?

Но я чувствую именно так.

На столе стынет ужин. И никого. Тимка сбежал к девочкам…

Почему-то хочется тоже попробовать этот тофу. Никогда его не любил. Беру кусочек с чашки, съедаю. Абсолютно пресная редкостная дрянь. С усилием проглатываю.

В моей семье происходит что-то, о чем я не в курсе. По-моему это «нечестно».

Делаю несколько вдохов поглубже.

Волк, тебе уже сорок. Включи адекват. Задай ей два вопроса. Два простых вопроса!

А что делать с ответами – разберешься!

Еще пара вдохов.

Из детской уже смех. Софья в пороге, застегивает курточку.

– Татьяне я позвонила, сейчас приедет.

– Зачем? Я же дома.

– Мне показалось, что нет.

– В каком смысле.

– Видимо, мозгами ты еще на работе. А вокруг тебя дети, Зак. Пусть с ними побудет Татьяна.

– А что не так с их мамой? Почему она не может побыть с ними.

– А у мамы тоже бывают дела.

– Очень интересно – какие?

– Этого я тебе не скажу, – поднимает с пола пакет, берется за ручку двери.

– В смысле?!

– Волков, помнишь, ты пару лет назад потребовал, чтобы я не задавала тебе вопросов по поводу того, что происходит на твоей работе.

– Ну, помню.

– Почему?

– Чтобы ты зря не накалялась. Я осознаю пределы допустимого. И всё контролирую сам.

– Вот! Какой ты у меня умный, даже добавить нечего!

Сбегает.

– Чо?!..

* * *

Звоню Татьяне. Отменяю ее приезд. Это мои дети и я справлюсь сам!

– Катя!! – вскрикивает в детской Тимофей. – Нет!!!

Залетаю в комнату. Треск ткани, писк, возня… Тимоха оттягивает младшую от оконной шторы. Та как-то непривычно провисает. Поднимаю глаза к гардине. Сорвана с нескольких колец. Как еще не загремела на их головы.

– Папа… – испуганно хлопает глазками Катя.

Гардина все-таки слетает с держателя одним концом, я подхватываю ее в десяти сантиметрах от головы Тимохи.

– Дети, вы чего творите?! – хмурю брови.

– Катя упала со стула и схватилась за штору.

– А ты куда смотрел?

– А я не успел, – опускает Тимоха глаза.

– Катюша, нарисуй мне мамочку, – усаживаю ее на стульчик перед детским столиком и пододвигаю фломастеры.

Она отлично рисует. Уже полгода занимается в художественной студии.

– Тим, ты уроки сделал?

– Ну… рассказ еще не прочитал.

– Вперед!

Уходит к себе.

Присаживаюсь на Катину кроватку, застеленную нежно-розовым покрывалом в белый горошек, раздвигая батарею мягких игрушек.

Дома всегда очень уютно. Это Сонина заслуга.