Традиции & Авангард. №1 (20) 2024 г.

Миша сидел к ней спиной, близоруко склонившись к экрану компьютера. Спина привычно сутулилась. Поношенная домашняя футболка, потерявшая белизну, скульптурно облепляла каждый Мишин позвонок.

«Как он похудел», – отвлечённо подумала Света и тихо произнесла:

– Ну я пошла?

Миша повернул голову, укрупнённые линзами глаза его смотрели из-под очков как будто с непониманием.

– Давай.

Она защёлкнула за собой замок, выходя на пахнущую пыльным теплом батарей лестницу. Освещение равнодушно моргало, и на лестнице было пусто.

Что-то много она ему давала в последнее время, Света. Деньги, на которые они жили, тело, которое он отвергал, поворачиваясь к ней в постели спиной, тепло, которое он перестал замечать. А ведь не так давно гладил её по голове, заплетая ей по утрам волосы в косички… И не нужны были ей эти косички, могла бы обойтись и без косичек, но принимала косички как форму внимания. Теперь ему надо было дать ёлку.

На ёлку у Светы была робкая надежда.

Света спустилась по ступенькам, распахнула дверь, выходя в синие холодные сумерки. Ветер гонял снежную крупу в разные стороны, повинуясь каким-то своим, непонятным законам.

На снегу возле подъезда, блестящие в свете фонаря, валялись яркие апельсиновые корки. Их хотелось нарисовать.

Света долго прикуривала на ветру, щёлкая зажигалкой. Затянувшись, выдохнула дым. Дым тотчас снесло в сторону, и он, смешавшись со снежинками, стал незаметен. До Нового года оставалось чуть больше суток.

Надо было доехать ещё до этой ёлки. Сперва пройти два квартала до автобусной остановки, дождавшись транспорт, добраться до ближайшей станции метро, где бородатые южные люди с хитрыми глазами и непривычным для Петербурга акцентом творили свой маленький бизнес, измеряя деревянной рейкой лесных красавиц, путая цифры и получая из озябших рук деньги.

В автобусе было тепло. Света мимоходом вспомнила, как было тепло два с лишним года назад в Калининграде, когда они спустя час полёта спускались по трапу, прибыв из дождливого и неприветливого города на Неве. И в Астрахани было тепло, когда на местном базаре им улыбались красноротые арбузы с разрезом от уха до уха. Это было, когда Миша ещё заплетал ей косички. И им вместе было жалко больших металлических рыб, лежавших на прилавках и обречённо шевеливших жабрами.

В автобусе было тепло, и только когда он бесшумно открывал двери, поглощая пассажиров, вместе с пассажирами в автобусную пасть попадали снежинки. Света заметила, что совсем стемнело.

Площадь возле метро искрилась, как огромная карусель. Света спрыгнула с подножки на утоптанный, обледеневший снег. Из киоска неподалёку доносилась глупая песенка, как ни странно создававшая здесь дополнительное ощущение праздника. Жёлтым светился купол метрополитена, и вдоль ведущей к нему дорожки стояли палатки, тоже светившиеся изнутри. Палатки были наполнены колбасными изделиями, новогодними игрушками и сувенирами. От запаха колбасы Света вдруг вспомнила, что проголодалась, и закурила ещё сигарету.

Мёртвые ёлки были свалены как попало в загоне из досок. Ёлок было не так много, чтобы выбирать их не торопясь, придирчиво осматривая каждую ветку. Наверное, все лучшие ёлки нашли своих хозяев днём или двумя раньше. Повелитель ёлочного базара остро глянул на Свету и коротко произнёс:

– Выбирай.

Казалось, что следующим ходом он достанет из-под полушубка ятаган.

Света вступила в загон, освещённый бегающими лампочками, как арена крошечного цирка. Ноги в демисезонных ботах, согревшиеся в автобусе, снова начали подмерзать. Да и вьюжный ветер не хотел униматься.

Ёлки были колючие, она почему-то не подумала об этом, когда выходила из дома, не прихватив с собой варежек. Стволы мёртвых ёлок были к тому же холодные и, смоляные, неприятно липли к замёрзшим рукам.

– Выбирай, – повторил продавец, вставая с деревянного ящика, на котором сидел, и сделал несколько шагов в сторону Светы. С его приближением ей захотелось выбрать как можно быстрее. Она дотронулась до покачивающейся лапы одной из елей и тихо произнесла:

– Вот эту.

Кавказец привычным и бесцеремонным жестом потянул ёлку на себя, встряхнул её, стукнув черенком оземь. Лапа в большой рукавице уверенно сжала нежную ёлочную талию. Он сверху вниз поглядел на маленькую замёрзшую Свету, молча приставил к ёлке судьбоносную рейку:

– Два мэтра. Две тысячи рублей.

Два метра Свете было много, два метра было много больше её роста, но вот были грубый кавказец, ветер и снег… Много стало вдруг огней и людей. И ещё был Миша, который должен обрадоваться ёлке, в которой заключены два метра и две тысячи рублей.

Света достала из кармана пальто деньги.

Продавец ловко в несколько витков обернул покойницу верёвкой, лихо смиряя буйство пушистых лап, ещё раз стукнул ёлку о снег и протянул её Свете.

Два метра было много, это она поняла сразу. Остро пахнущая, даже связанная, ель всё равно оказалась толстой, упругой и очень колючей. Света схватила покупку в охапку и медленно двинулась к остановке автобуса. Если бы не Миша, она бы начала злиться.