Вокруг этой мрачной, сплоченной скорбью горстки родственников неряшливой тенью принялся крутиться странный мужичок. Обнажая неровные желтые зубы, он кривил бледно-фиолетовый рот и поочередно нашептывал в уши сестре, брату, племяннику покойного одни и те же запущенные по короткому кругу слова, которых они, казалось, не слышали. Однако это его не смущало, и в грубой Лёхиной манере, не моргая, он продолжал упорно их донимать. Кружил, как ворон над помойкой, и что-то несвязно говорил. Затем на мгновение замер и стал беспардонно тыкать грязным артритным пальцем в противоположный край стола, где особняком сидела прибившаяся еще на кладбище парочка основательно потрепанных девиц, к которым напрашивались вопросы. Но у родственников, знавших некоторые Лёхины чудачества, не было ни сил, ни желания интересоваться, кто они, чтобы, не дай бог, не всколыхнуть поток неконтролируемых воспоминаний о весьма неоднозначных причинно-следственных связях их умершего отца-брата-племянника. Посматривая на фото покойника, стоявшее в центре стола в черной пластиковой рамке без стекла, они все время тревожно переглядывались. Ряд свободных стульев и нетронутая еда смущали их намного больше, чем неприятные девицы и суетливый, чем-то похожий на Лёху мужичок, который стал медленно блекнуть у них на глазах, превращаясь в выгоравшую на солнце некогда изящную настенную акварель. С неотвратимой тревогой, прочно въевшейся в их растерянные лица, они ждали самых диких вестей. Время от времени испуганно косились на входную дверь и без поминальных речей, как в самый обычный обеденный перерыв, спешно ели и пили за Лёхину буйную… и неупокоенную душу, пока мужичок, превратившись в едва различимый, прозрачный силуэт, окончательно не исчез…
А усталые поварихи в высоких накрахмаленных колпаках все выносили и выносили из горячего цеха мясные блюда и втискивали их между полными салатницами и тарелками с нарезками и рыбными закусками, крупными ломтями ржаного хлеба в плетеных корзинках рядом с запотевшими бутылками непочатой сиротской водки.
У вечернего озера
Что она знает о нем?
У него трое детей – двое подростков, одна совсем ребенок. Не разведен, но ушел от жены и живет с молодой. На всех углах хвастается, что наконец-то счастлив, потому что нашел свою женщину. Молодится. Всегда был в тренде волатильной моды. Пристально за ней следит и одевается со вкусом. Для поддержки формы (пытается избавиться от небольшого живота) тягает дамские гантели и крутит педали на велотренажере по сорок минут два раза в неделю. Бывший военный. Вышел на пенсию майором, но гарнизонных привычек вставать в шесть утра не оставил. Неплохо, для любителя, готовит, обожает застолья, но не запойный. За месяц два-три раза может немного расслабиться с друзьями, даже перепить, но утром будет маяться. Тянуть заранее припасенное пиво, кривить виноватое лицо и выспрашивать, что да как было.
«… а как же!»
Полшестого утра.
Вот он. Спит рядом с ней. Лежит на спине на старой металлической кровати, которую сослали на дачу не меньше века назад. Раскинул крепкие руки и негромко похрапывает.
«… зачем ей все это?»
Но вчера он был невероятно настырен. Ее заболтал, затанцевал, затащил в кровать с чумным лицом, сорвал одежду и выдохся после первого раза.
«… и кто она после этого?»
Она столько лет ждала его. Столько лет мучилась, столько лет со стороны подсматривала за ним. За его жизнью без нее. И ничего у нее без него не ладилось. Все в «молоко», в пустоту. Никого рядом: ни его самого, ни детей от него. Ничего, о чем так много мечтала и желала долгие годы, так и не став той женщиной, о которой он на каждом углу радостно рассказывал бы всем, что совершенно счастлив с ней.
Шесть часов утра.
– О!.. Ты уже не спишь?!
– Да.
– Черт, опять вчера отключился. Концовочку совсем не помню… У меня всегда так бывает. С холода в тепло – и все… вырубаюсь! Провал памяти!.. Даже не знаю, ел ли я шашлык…
– Да. Поклевал немного.
– Ты сама-то как?
– Хочешь, чтобы я рассказала о себе?
– Ну, типа того…
Вчера в машине он так много говорил. Нес какую-то ерунду. Но ей почему-то нравилось, как он старается. И она улыбалась. Смотрела на его раскрасневшееся, возбужденное лицо, и ей было хорошо и совершенно безразлично, куда и зачем он везет ее на ночь глядя. С ним она ничего не боялась, лишь иногда прикрывала мокрые глаза и с трудом сдерживала себя, чтобы не показать, что расстроилась из-за того, что он так и не узнал ее.
– У вас такое удивительное лицо! Правда! Я бы такое никогда не забыл!.. И знаете, от вас исходит какое-то невероятное человеческое тепло!.. Ну, вы понимаете…
Дорога петляла.
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное