День тянется очень долго – дольше, чем в школе! – примерно как длинная поездка в поезде. Когда не знаешь уже, чем заняться, пять раз поесть уместно и десять – чай попить. Напоминает тюремную маету или нынешнюю работу охранника. Говорят, таков на самом деле ад для грешников, без сковородок и чертей: когда, отвернувшись от очевидного теперь Божественного света, в предбаннике холода и темени жмёшься, но в то же время терзаешься-думаешь: «Вот это бы исправить! Эх, и это!» – и порываешься бежать, но ног и рук-то уже нет, бежать-то уже поздно, некуда.
А здесь легкотня: ну день-другой, ну максимум три. Мне лично в течение долгого дня больше всего хотелось попить чаю, хотелось, признаюсь, быстрей к телевизору. Тогда в колхозе летом выходные дни были чисто формальные, даже в школе была шестидневка. А уж сколь неисчерпаемы заботы и занятия сельские – трудно и вообразить. Даже для нас с тех же лет восьми: переворачивать сено, скирдовать, разгружать зерно, полоть картошку, свёклу и многое другое – и так всё лето. Так что два дня «в отрыве от производства» – самое то.
Две есть, прочёл недавно, богоугодные профессии, два исконных занятия: садоводство и пастушество. Идут они от первочеловека Адама, из сада райского, посему в них и по сей день есть особая, как бы без посредства цивилизации, близость к природе, отсвет неиспорченных отношений к тварям Божиим, а значит, и к собственной природе с образом Творца внутри.
Про Творца в самые юные дни не задумывался, но теперь кажется, что всегда как-то это чувствовал. Сюда я бы приплюсовал ещё одно занятие – уже не плодов дикорастущих собирание (их, почитай, уже нигде и нет), а трав как раз и растений. Сбор их для себя, не для продажи. Да, может, даже и всем любезную грибную охоту. Если заявляться на неё, конечно, не на машине цельной гурьбой, с радиолой и водкой, а одному-вдвоём, пешком или на велике. Пробавляться, правда, всем этим в деревне, как вы поняли, под вполне ироническим взглядом нынешних аборигенов проблематично. Садоводство, да даже огородство, как это ни странно звучит, на моей памяти никогда не считались в наших краях чем-то серьёзным!.. В городе всё это то презирается, то вроде как превозносится, но кругом давно бетон, диван и супермаркет, в лучшем случае компромисс тренажёров и дачи, но, знамо дело, далеко не для всех.
Возьмёшь, естественно, в запас и воды, и чай в термосе, и конфет, и семечек нажаришь, но день настолько длинный, что через каких-нибудь три-четыре часа не останется уж почти ничего. Чрез пять часов, хоть вроде ещё и утро считается, жарища вовсю, пить уже хочется нестерпимо, а пить уже нечего, до полудня и стойла ещё два часа, до родника – столько же или километра полтора. На какое-то время и русские люди становятся бедуинами. Или же с банкой иль термосом посылают тебя к роднику.
Но я предпочитал экономить последние глотки воды или чая и двигаться с коровами – в размеренном их ритме, то меланхолично-медленно, то убористо-быстро: всю дорогу они едят и едят, где быстро продвигаясь по объеденному, на ходу урывками хватая, а где погуще – закусывают привольно. Да и не просто я таскал свою увесистую книжку – читал! В обыденных занятиях летом почитать не дадут: то огород, то то, то сё, а здесь – пожалуйста. Читал я медленно, вдумчиво, со всякими перерывами, разумеется: то туда корова сунулась, то сюда!.. Всем видом показывая, что нахожусь в постоянной боеготовности и бдении, и чтение пастушеству никак не мешает. Но нет-нет, а иной раз зачитаешься – обкостерят тебя, то отец, а то даже и пастух-сосед. Для них ведь нет такой напасти – чтения. Они могут сидя вполглаза дремать, как кочевники, а в любом покое тела (а значит, почти по-буддийски, и мыслей!) мгновенно засыпают – так что стараются «не прикладываться» до обеда.
Что ж я читал? Да что можно читать в эти девять-четырнадцать лет – Вальтер Скотта очень помню, Дж. Хедли Чейза, Хайнлайна (юношеского, конечно) и прочую фантастику, чуть позже – Ефремова, классику. Иногда ещё таскал в придачу к книжке журнал «Наука и жизнь» – для разнообразия, такая замена телевизору. Часы и километры – тени ноль. Иной раз от пекла солнечного в глазах рябит – сливается всё на странице, она чуть не воспламеняется. Делаешь перерыв, да и так надоедает. Смотришь на коров, на ландшафты, на бабочек и шмелей, на шмыгающих ящерок.
Сидишь и лежишь целый день на земле – с сумкой под головой, на одёжке или газетке. Не было тогда ковриков для йоги и пледов для пикника!
У теперешнего человека, а тем более молодого, иного и не знающего, вцепившегося в сотовый телефон, как будто в сам источник бытия, ежели его отнять – плитку этого «шоколада» высококалорийного! – и это пишут в самых серьёзных исследованиях – наступает натуральнейшая ломка, сродни наркотической. Не натуральнейшая, понятно, а самая что ни на есть противоестественная.