Традиции & авангард. Выпуск № 2

Служебный вход был заперт, а официальную приемную сторожила габаритная вахтерша с оскалом Цербера. Она все так же восседала за массивной тумбочкой для белья. Я заметила, что книги, ранее используемые вместо табуретки, смялись и небрежно валяются в углу. Тома по истории КПСС под пышным задом ставропольской труженицы заменили собрания сочинений Сталина и Ленина.

Служительница охранки при нашем появлении истошно взревела:

– Понтий Пилат – взяточник. Ему деньги носят! А эти, глядите – конфеты принесли! Не мне – ему, подлецу! Убирайтесь отсюда! Жалко, что вас в Чечне не прибили!

Мама обозвала ее дурковатой шестеркой и пообещала рассказать о «взятках» прокурору. У нас действительно была с собой небольшая коробка конфет, этакий символический подарок за бескорыстные старания.

Вахтерша, надувшись как сыч, объявила, что секретарь велела ждать до шестнадцати ноль-ноль. Это было неприкрытой ложью, учитывая, что мы пришли к часу дня. На самом деле секретарь приказала впустить нас без промедления.

Благодаря юности и гибкости я прорвала «блокаду», обойдя вахтершу с правого фланга. Влетая в кабинет Савелия Аркадьевича, я успела заметить, что веник, будто катана, сверкнул в руках труженицы охранки, а мама атаковала ее двумя томами по истории КПСС. Они сражались на равных: негодование против озлобленности.

Прислушиваясь к шуму, доносившемуся из коридора, прокурор наотрез отказался взять конфеты. Но я все-таки положила их на стол. Пилат был порядочным человеком. Наверное, поэтому у него так много врагов. Я поблагодарила прокурора, взяла академическую справку и вышла.

Взъерошенная вахтерша сидела за перевернутой тумбочкой и трясла головой. Рядом с ней лежал сломанный пополам веник. Мама стояла у окна и пыталась покрыть волосы порванной косынкой.

Увидев меня, вахтерша стала визжать как резаный поросенок:

– Нищие! Из поганой Чечни. Я тут главная! Кого хочу – унижаю, кого хочу – милую! Правильно наши вас в Чечне уничтожали. Русские из Чечни – чечены! Пилат – вор. Конфеты ему носят!

Мама оставила свою затею и повязала косынку как шарф. К ней вахтерша не приближалась, предпочитая орать из-за баррикады.

Я, разгневавшись, сказала:

– Ты – наглая старая хамка.

Застучав по скрипучему полу ногами, вахтерша вскричала:

– Черные из Чечни!

В этот момент мое терпение окончательно лопнуло. Я выставила перед собой ладонь, как делали древние жрецы и пророки, и грозно произнесла:

– Вас давно не бомбили? Желаю вам столько осколков, сколько было у меня в ногах. Аминь! Пусть ваши внуки узнают на своей шкуре, что такое война, раз вы желаете этого невинным. Аминь!

Вахтерша потеряла дар речи. Лицо ее покрылось багровыми пятнами. Она вскочила, пошатнулась и свалилась обратно на рассыпанные собрания сочинений Сталина и Ленина.

Ни слова от нее мы больше не услышали. Я взяла мать под руку, и мы ушли. Задыхаясь от внезапно разыгравшегося приступа тахикардии, я вслух размышляла над тем, что в России принято издеваться над людьми: в детском саду ребенка бьют, если он не слушается, в школе – унижают бедных или тех, чья национальность отлична от национальности большинства, в армии процветает дедовщина. Граждане привыкли и не смеют роптать. Власть всегда указывает место безмолвным рабам. Система не сбавляет обороты.

– В молодости я верила, что все изменится к лучшему, – сказала мама. – Теперь не верю.

Открытие магазина «Алая роза» на улице Пушкина и летняя сессия совпали.

Безграмотно заполненную академическую справку в университете забраковали, но зачислили меня вместо третьего курса на первый. Со специальности «учитель начальных классов» я перешла на факультет общей психологии и обнаружила, что многие студенты учатся платно. Бюджетные места, когда студент не оплачивал свое образование, распределялись по итогам конкурса. В Чечне никто официально не платил за обучение.

Ректор ставропольского вуза распорядился выделить для меня бюджетное место, учитывая, что я и мама – беженцы.

Преподаватель, строгая дама в очках, предупредила студентов:

– В центральном парке маньяк зарезал пять молодых женщин. Не ходите вечером. Милиция не поможет!

Мне предстояло сдать тринадцать экзаменов, семь контрольных и несколько десятков зачетов. Никто кроме меня не верил, что это получится. Время было безвозвратно упущено из-за отсутствия нужной справки: студенты проучились несколько месяцев, а у меня оказался нешуточный долг, чтобы закрыть семестр.

Замдекана в первый же день не приняла зачет.

– Здесь вам не Чечня! Тщательней учите материал! – Ее рассердили мои знания о психологии человека.

Зато историк спросил, как обстоят дела в Грозном, а выслушав, поставил зачет.

Я решила сдавать несколько предметов ежедневно, а между ними писать контрольную работу по естествознанию.

Ян Рафаилович отпустил меня на сессию при условии, что после полудня я буду появляться в магазине. Команда, с которой мне предстояло работать, решению руководства не обрадовалась.

– Какая дерзость! – без конца восклицала Каролина. – Почему у нее исключительное положение?! Чихать мы хотели на ее университет!