Традиции и инновации в дополнительном образовании: социокультурный контекст

Очевидно, что только через понимание «своеобразия» эстетического, через определение способа конституирования эстетического феномена и его «субъективной составляющей»: эстетическая субъективность как «принадлежность» к роду не обобщается, а осознается. В этом процессе самосознания субъект переформировывает самого себя, превращает себя в «зеркало мира». Но не всякое богатство воспринятого есть признак эстетического, а лишь «возвышающее натуру», т. е. прекрасное. В основе прекрасного – гармония, которая проявляется как «соразмерность мира человеку». Тогда эстетическое отношение имеет целеполагание в достижении гармонии. Мы уже говорили о том, что различное понимание роли тех или иных способностей определяло и различие воспитательных систем, предмет эстетического воспитания. Но всегда оставалась проблема их гармонической соразмерности, а следовательно, целеполаганием в эстетическом воспитании являлись те способности и качества, без которых невозможно сформировать целостность личности. Это, прежде всего, творческие способности. Так, Гумбольдт под «продуктивностью» искусства понимал его творческую и преобразующую силу, заключающуюся в способности целостно (что в искусстве достигается через образность) представить различные «состояния души» (созерцание, мышление), которые сочетаются в воображении [2, с. 141]. Поэтому искусство – не «механическое занятие» (копирование натуры), а «возвышенная деятельность». То, что разрознено в реальном мире и может быть выведено только путем умозаключения, в «царстве воображения» становится закономерным. Тогда предмет воспитания, по Гумбольдту, «характеристика человеческой души со всеми возможными ее задатками и со всеми различиями, какие раскрываются в опыте» [2, с. 162]. Аналогом достижения гармонии является деятельность «творца» (художника, поэта), который преобразует разрозненные и единичные предметы натуры в нечто целостное, имеющее внутреннюю закономерность и законченность. Эта деятельность художника – своего рода модель творчества, путь первооткрывателя. Своим деянием как поэт, мыслитель, исследователь, и прежде всего как «деятельный человек», прибавляя нечто новое к общей сумме человеческого творчества, художник раздвигает «границы человечества».

Здесь и ответ на вопрос: возможны ли «абсолютные эстетические идеалы», следование которым определяет воспитание человека?

Ответ на вопрос о художественном воспитании и созидательной роли искусства как вида культурной деятельности, а не роли досуга или ремесла, будет примерно таким: воспитание средствами искусства должно преследовать цели воспитания человека-творца, а не просто формирование каких-то отдельных навыков восприятия цвета или формы; воспитание осуществляется через освоение «образцов», представленных в искусстве; освоение означает не «заучивание» классификаций классических феноменов как простой констатации этапов культурного развития общества, а осознание этих творений как смысла человеческой жизни и истории, то, что можно назвать «самосознанием культуры». В данном контексте осознание культуры понимается как процесс гуманизации.

Итак, роль искусства в эстетическом воспитании проясняет сущность последнего как достижение гармонии человеческих способностей на основе творческого пересоздания реальности. Объективируя субъективные человеческие чувства (то же воображение), оно придает им общественный смысл и делает их достоянием человечества. Здесь мы вплотную подходим к проблеме эстетического воспитания как механизма превращения субъективной человеческой чувственности в объективный (и общественный) феномен. Каким образом ее формирование можно сделать общественным и государственным предприятием? Для ответа на этот вопрос обратимся к «Письмам об эстетическом воспитании» Ф. Шиллера, ведь именно ему принадлежит идея об эстетическом воспитании как государственной, а не приватной деятельности. Правда, государство это представлено идеализированным, достигающим свободы аналогом искусства. По представлениям Шиллера, если природа связывает человека действием физических законов, а государство – силой правовых и моральных норм, то искусство представляет собой «царство игры и видимости». Показателем свободы человека является, по Шиллеру, искусство, поскольку оно расковывает воображение, показывает его независимость от утилитарных потребностей. Искусство, таким образом, можно трактовать как способность творческого пересоздания реальности. Свойства этой способности имеют социальный характер. Шиллер называет их «вкусом», который, создавая гармонию в индивиде, тем самым обретает общественное качество.

Шиллер поставил вопросы, которые и сегодня – предмет широких дискуссий. Является ли развитие цивилизации благом по отношению к личности? Способствует ли оно развитию целостного человека? Можно ли связывать идеалы «эстетического государства» с общественным прогрессом? Почему прогресс разъединяет общество и человека? Почему он выступает в качестве альтернативы развитию человеческой индивидуальности?