Традиции сентиментализма в творчестве Л.Н. Толстого

Тщательное исследование поздней прозы «карамзинистов» кардинально ничего не изменило. Вскоре писатели создавали новые тексты, а не переписывали старые слово в слово, всюду видны какие-то изменения. Появляется новый поворот темы, усложнение, непривычная ранее огласовка мотива, некоторое расширение круга реалий, установление нюансов. В повести Н. Брусилова «История бедной Марьи» присутствуют традиционные атрибуты пастушеской любви, но нет абсолютно реальных черт ни крестьянского, купеческого быта, хотя известно, что героиня – дочь богатого откупщика, возлюбленной – «бедный поселянин» Милон, а его соперник – богатый купец Эраст. О Милоне известно только, что он «добрый, нежный, чувствительный»: вопреки всякой вероятности он оказывается грамотным и вырезает на дереве надпись о признании любви. О Марье говорится, что она с младенчества «носила в душе своей какую-то печать меланхолии». Развязка имеет мелодраматический характер: «бледный, отчаянный» Милон подошел к Марье только что обвенчавшейся с Эрастом, «взглянул на нее страстно и пронзил сердце свое кинжалом». В повести не дается никакого анализа психологии героев, не показана эволюция их переживаний. Однако герой Брусилов интересен тем, что он совмещает в себе черты идиллического пастуха и романтического героя»17. Повесть Брусилова была опубликована в 1805 г. В 1772 г. появился роман Гете «Страдание юного Вертера», ставший уже известным в России в 1780-е годы – вначале во французских переводах, затем в переводе Виноградова. «Чувствительный» герой романа, нам известно, заканчивает жизнь самоубийством. «Прекрасная душой и телом» героиня «Бедной Лизы» Карамзина также соединила «чувствительность» с решительностью Вертера, она утопилась. Повесть была опубликована в 1792 г. В «Письмах русского путешественника», изданных в 1791-1891 гг., помимо воспоминаний о «Вертере» повествуется не один раз о чувствительных самоубийцах (о Биндере, который «ненавидел свое состояние и в самом деле был выше его как разумом, так и нежным чувством», поэтому застрелился). В 1795 г. Карамзин издал «Сиерру-Морену» – повесть, в которой рассказывается, как Эльвира, полагая, что ее возлюбленный Алонзо погиб, согласилась выйти замуж за другого. Алонзо закололся на глазах у «вероломной». Видеть новацию Брусилова можно лишь в зоне примитивной комбинаторики: «чувствительный» Милон покончил с собой не как «чувствительный» Вертер (с помощью пистолета), а закололся на глазах возлюбленной, как испанец Алонзо. Своеобразие такой «комбинации» выглядит особенно бледно, если учесть, что в произведениях «предшественников» события показаны на значительно более богатом бытовом и психологическом фоне. В сентиментальных повестях можно обнаружить лишь очень умеренные новации, которые далеки от творческих открытий и по своей природе схожи с появлением новых комбинаций при перестановке и сочетании известных мотивов, что сопровождается введением в повествование несущественных для художественной структуры, а потому случайных бытовых реалий.

В контексте художественных открытий деятельность «карамзинистов» XIX века оправдать, все-таки не удается, но традиционная пессимистическая оценка судьбы русского сентиментализма остается в силе. Попытка отстоять завоевания сентиментализма, доказать его историческую состоятельность воплощается в концепции органического преобразования, метаморфозы карамзинизма. Отбрасывая устаревшее в своей художественной природе, карамзинская «чувствительная» литература перевоплощается в другие литературные типы. Так решается вопрос в статье Н.Д. Кочетковой «Русский сентиментализм», которая вышла в 1978 г. в сборнике «Русский романтизм». Эта статья очень важна для данной работы, так как представляет взгляд на будущее сентиментализма. Сентиментальная литература выступает в этой статье как источник, обеспечивающий становление романтизма, но это его «сырьевой» источник. Романтизм возьмет все ценное из сентиментализма, отбросив устаревшее; ценное получит свое развитие в романтизме, но зато потеряет свою сентиментальную специфику. Это путь евангелического зерна, которое само гибнет, но из него вырастает новое: «Нравственные искания русских писателей-сентименталистов, их концепция человека, стремление возвысить его над обывательским практицизмом, сословную элитарность заменить элитарностью другого порядка – все это во многом еще ограничено идеалами века Просвещения, но уже предваряет художественные открытия романтиков. «Созерцательно-мечтательная» линия русского романтизма представленная наиболее ярко Жуковским, непосредственно вырастает из творчества Карамзина и писателей его окружения. Но и «мятежный» романтизм декабристов, а затем Лермонтова, в какой-то мере восходит к попыткам сентименталистов создать новый тип героя – человека, богатого духовно и нравственно, ценного своей неповторимой индивидуальностью, противостоящего светской среде и в конечном счете протестующего против того, что «терпеть без подлости не можно»18