Традиции свободы и собственности в России

Случай представился в результате описанных событий 1136 года, когда новгородцы дважды изгоняли князя Всеволода Мстиславича. Изгнанный вторично, он был принят во Пскове. Новгородцы заподозрили, что Всеволод замышляет новое возвращение в Новгород, и князь Святослав Ольгович (о нем у нас тоже шла речь) стал собирать «всю землю новгородскую» — выгонять Всеволода из Пскова. Но тут псковичи проявили твердость, отличавшую их и после. Им хотелось иметь особого князя и освободиться таким образом от подчинения «старшему городу». Заполучив настоящего Рюриковича, они, по понятиям того времени, вновь становились равными Новгороду. Это желание было так сильно, что Псков стал готовиться к отпору и устраивать засеки. Новгородцам стало ясно, что война может оказаться долгой и не наверняка успешной, и они возвратились с дороги. Так Псков стал фактически независимым, а псковичи безмерно возлюбили за это Всеволода Мстиславича. Когда он умер, «из-за плача народа не было слышно церковного пения». Первоначально он был погребен в церкви Дмитрия Солунского, а рядом с надгробием поставлены щит князя и его меч с надписью: «Чести своей никому не отдам». Позже князя причислили к лику «благоверных» и его мощи были перенесены в Троицкий собор.

В.Л. Янин, анализируя письменные источники, убедительно показал, что Новгород признал независимость Пскова вскоре после смерти (около 1144 года) следующего псковского князя, Дмитрия (Аведа). «Вечный мир» между Новгородом и Псковом, заключенный почти два века спустя, не был договором о признании независимости Пскова, это был подтвердительный договор с прямой ссылкой на давно существующий порядок («по старине, по отчине и по дедине»).

Три с половиной века псковской вечевой республики создали во многом своеобразный строй. В.О. Ключевский называл его «умеренной аристократией». Позволю себе более пространную цитату: «Переходя в изучении истории вольных городов от новгородских летописей к псковским, испытываешь чувство успокоения, точно при переходе с толкучего рынка в тихий переулок. Псковские летописцы описывают преимущественно явления мирного характера, поиски князя, строение церквей, городских стен и башен, знамения от икон, пожары и поветрия, изредка недоразумения с новгородским владыкой, епархиальным архиереем Пскова, из-за церковного суда и сборов с духовенства... В Пскове не заметно ни бурных сцен и побоищ на вечевой площади перед Троицким собором, ни новгородского задора в отношениях к князьям, ни социального антагонизма и партийной борьбы. Раз прибили посадников на Вече за неудачную меру; в другой раз собирались кнутом бесчествовать на Вече священников, протестовавших против участия духовенства в военных расходах; однажды спихнули с вечевой степени московского наместника, непрошенного Псковом. Впрочем, подобные излишества — редкие явления в политической истории Пскова».

Псков не претендовал на звание «великого», он назывался просто Господин Псков. Здесь гораздо глаже происходила смена князей и посадников. Князь не разделял власть с Вечем даже в той степени, в какой это повелось в Новгороде, а служил ему как наемный вождь боевой дружины, обязан был защищать страну, исполняя поручения Господина Пскова наравне с посадниками. Здесь не было должности тысяцкого, зато посадников выбирали сразу двух, и они вместе со старыми посадниками и старостами концов, под председательством князя или его наместника составляли правительственный совет, подобный новгородскому. Собирался он в крыле («на сенях») Троицкого собора. Там же были канцелярия и архив Веча, хранились важные государственные и частные документы.

Вече Пскова имело более широкие полномочия, чем новгородское: помимо законодательства и суда по чрезвычайным и политическим делам, оно принимало деятельное участие в текущем управлении. Небольшие размеры страны сокращали расстояние между решением и исполнением, между вызовом и ответом. Что очень важно, имущественное положение здесь не было жестко связано с сословным. Так, псковские купцы, по местной летописи, перечисляются в ряду «лучших людей» рядом с боярами, выше житьих (владельцев городских усадеб). Это говорит о процессе сближения сословий. Характерно и то, что в наиболее драматические моменты истории Пскова «молодшие» посадские люди играли в решениях Веча видную, а иногда решающую роль.

Сказанное не означает, что демократический потенциал Пскова был изначально мощнее новгородского. В Новгороде, говоря языком физики, была выше разница потенциалов, что обеспечивало постоянное саморазвитие с тенденциями как к демократической, так и к олигархической (наподобие Венеции или Генуе) эволюции.

Как бы то ни было, и в Новгороде, и в Пскове жители чувствовали себя причастными к управлению и поэтому были политически активны — ведь все органы здешнего управления были производны от Веча, их деятельность базировалась на вечевых решениях и любой из них мог быть отстранен от власти волей Веча.