Традиция и Европа

Сегодня мы оказались в таком положении, что материальные и политические опасности со всех направлений вызывают опасение и готовность к ответным действиям. Поэтому обрисованная графом Куденхове материальная опасность со стороны новой России, вероятно, уже в скором времени принудит европейские народы к таким интересам и принципам, которые, наконец, выйдут за пределы ограниченного политического эгоизма. Всё же мы настаиваем, что некоторое единство, которая осуществляется в области материального — а к этой области для нас принадлежит всё, что является экономическим и «политическим» в узком смысле — может быть только преходящим — таким единством, которое в каждое мгновение может снова распасться на самые различные, в том числе и иррациональные, силы. Кроме того, если речь идёт об органическом единстве, а не о единстве простого соединения разнородных частей в одно целое, то ненужно думать, что его можно добиться внешним путём — рядом международных договоров без наличия высшего принципа. Предпосылкой, из которой нужно исходить, истинной основой, на которой можно органически достигнуть также и материального и политического единства «Пан–Европы», кажется нам единство в одном и том же духе, в единственной традиции. Точно так же мы считаем, что истинная природа отношений должна быть определённо не интернациональной, а наднациональной.

Если говорят о необходимости «европейской» реакции, то нельзя обойти главное: от чьего имени должно оказываться сопротивление? Если мы признаем, что противопоставляем себя России как союзу советских республик или Соединённым Штатам, то Европа — как раз согласно анти иерархическому «социалистическому» государственному идеалу этих обеих держав — организовалась бы в единое целое. Тогда мы имели бы положительное решение, равное отрицательному; сопротивление скрыло бы в себе отказ, внутреннее поражение, переход на сторону врага как раз направленным против него защитным актом. Материальная — политическая или экономическая — опасность, которая Россия или Америка представляет для нас, должна считаться нами противоположной стороной духовной опасности, поэтому она должна призывать нас к реакции, которая должна быть духовной в primis et anteomnia, [90] как основа и принцип для всего остального.

Как верно выразился князь К.–А. Роган в рассмотрении похожего вопроса, «если несколько полков раздельно маршируют по дороге в пропасть, то мало пользы в том, что они объединятся в одну армию, но не изменят своё направление — и эта объединённая армия тоже упадёт в пропасть». Было бы слишком легкомысленно полагать, что упадок нашей культуры можно задержать созданием какой–либо формы европейского объединения, если отдельные народы ещё не подверглись внутреннему обновлению, т. е. интегрирующей реакции, духовной интеграции, вследствие чего всё то, что склоняется в них к русскому или американскому, было бы отделено. Тогда они обладали бы единым духом и были бы органически и практически собраны в высшем, стоящем над всякими деталями единстве. Может также произойти так, что при быстро развивающихся событиях какая–либо экономическая, политическая или военная форма объединения будет навязана в качестве немедленного вспомогательного метода, прежде чем будет сформирована соответствующая ей духовная сторона, общеевропейское сознание. Несмотря на это, нужно признать: где внешнее не организуется внутренним, где душа не придаёт собственному телу единство, жизнь и форму — там может речь идти только о незавершённых явлениях, которые не в состоянии сохранять настоящее постоянство.

Итак, проблема состоит в следующем: в каком направлении отдельные европейские народы должны осуществлять то внутреннее обновление, которое может, с одной стороны, сохранить наши традиции от окончательного уничтожения и, с другой стороны, укрепить их во имя преодоления всего того, что разделяет и противопоставляет нас друг другу?