Традиция, трансгрессия, компромисс

Как ни странно, но тема соперничества с другими девушками в историях и песнях женщин второго и третьего поколения не предполагает, что девушки отказались от норм девичьей чести. Женщины из д. Пигилинка, которые исполняли приведенные выше частушки, говорили, что девушками они жили в соответствии с определенным кодексом ухаживания, который не позволял парню входить в дом девушки, а девушке – оставаться наедине с парнем. Тем не менее процитированные выше частушки демонстрируют отказ от пассивности, свойственной предыдущему поколению. В отличие от традиционных лирических песен частушки примечательны тем, что их героиням присущ игровой, иронический, активный стиль поведения (отчасти это связано с требованиями самого жанра – см. главу 5). «Увод» молодого человека подразумевает намерение и определенное пренебрежение интересами других. Конечно, песни о женском соперничестве существовали и раньше – представление о соперничестве за мужчину появилось давно. Но в более ранних лирических песнях говорится о героине как о жертве действий злого, неверного мужчины и злодейки-соперницы – коннотация, которая отсутствует в данном случае[67].

Как и частушки, рассказ Ксении предполагает, что «увод» мужчины стал действием социально приемлемым. В этом рассказе особенно примечательно то, что Ксения не стыдится своего отказа от традиционной морали: сообщение (без какого-либо смущения) о сожительстве с женатым мужчиной предполагает радикальный отказ от понятия девичьей чести, определявшего жизнь ее родителей. Ксения считает себя независимой личностью, но не оценивает свои действия как трансгрессивные, как проступки: она не представляла себя ни «плохой девушкой», ни девушкой, страдающей из-за своей репутации. Напротив, она представляет свои действия вполне законными, потому что «тот человек» не любил свою жену. При этом можно рассматривать поступок Ксении как некоторым образом согласованный с традицией. Союз с женатым мужчиной – известный мотив русского фольклора, например он встречается в сказке «Перо Финиста – Ясна Сокола». Героиня сказки должна отыскать своего суженого, а найдя, обнаруживает, что он уже женат; после трех испытаний она успешно уводит его от жены и выходит за него замуж. В сказке никак не объясняется, как она могла выйти за него, когда он уже был женат, и очень немногие задаются этим вопросом, поскольку ясно, что ему было суждено стать супругом героини. В своей истории, впрочем, Ксения не опирается на фольклор, например не использует слово «суженый», говоря о своем муже. Тем не менее можно предположить, что в своих оценках она основывается на традиционной морали – или на том, что вслед за Марией-Луизой фон Франц [Franz 1995] можно назвать «естественной» моралью, предшествующей христианскому представлению о браке. Возможно также и историческое объяснение. Само время, в которое Ксения решила жить в незарегистрированном браке, диктовало такую возможность: в послевоенные годы мужчины были дефицитным ресурсом, женщины часто жили с ними вне брака – хотя такое сожительство и осуждалось, как мы отмечали это в главе 2. Более того, история Ксении о незаконном браке была рассказана вслед за историей о другом беззаконии, о превратностях судьбы и противостоянии власти: семья Ксении была раскулачена в тридцатые годы. Ее семье принадлежали мельница и постоялый двор, отец и старшие члены семьи принимали активное участие в жизни прихода (ее отец был чтецом и пел в церковном хоре). Отец отказался вступать в колхоз (хотя брат его согласился), был сослан в Сибирь и пропал без вести. В постсоветское время, когда российское правительство в 1991 году решило реабилитировать жертв политических репрессий, ее семья подала запрос о его судьбе, но ответа не получила. Коллективизация разрушила не только отношения собственности, хозяйства и рода, но и ценности и отношение к авторитетам. Возможно, бунтарская натура Ксении сформировалась именно в то время.

Если Ксения в своем рассказе почти не ссылается на традиционные моральные установки, то в рассказе ее ровесницы, Валентины Сергеевны Г., 1925 года рождения, все обстоит иначе. Пространный, состоящий из нескольких частей нарратив Валентины служит ярким примером особого напряжения между новой и традиционной манерой чувствовать и думать, которое мы, как правило, наблюдаем у женщин этого переходного поколения. Как и в других историях, в ней есть соперничество, но не женское – скорее, это мужчины соперничали за Валентину. Ее история состоит из нескольких «новелл», посвященных времени до замужества, когда Валентина училась на фельдшера и жила с матерью и другими студентами.