В рассказе Аглаи подчеркивается ее собственная пассивность в отношении интенций других: она повторяет несколько раз, как ее будущий муж сказал ее отцу: «Отдадите – возьму, и не отдадите – возьму». Саму свадьбу она описывает сходным образом: «Там женщина заходит и наряжает меня невестой. Нарядила и посадили с женихом рядом». Описана часть традиционной свадьбы: девичью косу расплетают, обозначая этим, что она теряет свою принадлежность к девушкам, затем волосы заплетают в две косы – как носят замужние женщины. Схема переходного ритуала предполагает, что невеста пассивна во время лиминального периода: ее ведут, ей расчесывают волосы, ее и ее мужа сажают за накрытый стол. Но кое-чего в свадьбе Аглаи не хватает. Аглая не рассказывает, кто именно заплетал ей косы; когда слушатели проявили настойчивость, она вспомнила имя женщины и идентифицировала ее как «соседку», то есть постороннюю женщину. В ее описании происходившее выглядит странно:
– Как они образовалися все у нас, что, что председатель, что у председателя мать, что эта, как я назвала-то ей?
– Устинья!
– Да-да, Устинья Филипповна. Как они образовалися, как они там были?!
Традиционная свадьба со всем ее предсказуемым ходом событий и определенная готовность к ним невесты не обеспечивают контекста, чтобы понять представленное в этом рассказе замешательство невесты.
По рассказу Аглаи, в ее свадьбе отсутствовала традиционная миссия брака, когда происходила интеграция двух родов в новую общность свойственников, то есть брак увеличивал круг
– Нарядили и вели. Жених зашел, посадили нас за стол. Мы сели за стол, а напротив нас председатель колхоза. Вот така у меня и свадьба была. Сестры не сели, ни мать, ни отец.
– Не сели, да?
– Никто за стол не зашли.
Хотя в рассказе Аглаи не хватает элементов, связанных с отношениями, которые мы считаем столь важными в описаниях свадеб предыдущего периода, видно, что такие отношения были важны для нее, а их отсутствие ею отмечается и комментируется. Но «большая» история – приток ссыльных в северные края, коллективизация, роль председателя колхоза в частной жизни деревенских людей – навязала ей другую судьбу. Несмотря на стыд, о котором она открыто говорит, и тяжелые воспоминания о свадьбе, Аглая не делает свой рассказ мелодраматическим: она не объявляет себя жертвой, не говорит о своей несчастной судьбе. Позднее, говоря о смертях в ее семье, она сказала: «Я прожила хорошую жизнь, что плакать?»
Аглая рассказывает свою историю так, как будто у нее не было собственных стремлений. Возможно, ее стремления, ее страсть (к чему – мы не знаем) были так глубоко спрятаны, что даже сейчас, когда ей уже за девяносто, она не может об этом говорить. Ее субъективность ориентирована на традиционные модели. Комментируя чьи-то жизненные выборы, она демонстрирует свою убежденность в том, что люди не управляют своей судьбой: она вспоминает историю о молодом человеке, которого родители заставили жениться не на той девушке, на которой он хотел:
В связи с этим воспоминанием, она вспоминает и исполняет песню, которую она слышала от замужних женщин, о молодой жене, которую заставили выйти за старика. В этой песне молодая жена сбегает от него, переодевается и отправляется на беседу. Он находит ее там и избивает:
Сразу за песней следует ее комментарий: муж «не пугал… не бил меня. Синяков не было».
Борис Александрович Тураев , Борис Георгиевич Деревенский , Елена Качур , Мария Павловна Згурская , Энтони Холмс
Культурология / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / История / Детская познавательная и развивающая литература / Словари, справочники / Образование и наука / Словари и Энциклопедии