Традиция, трансгрессия, компромисс

В отличие от истории Глинкиной, истории, рассказанные женщинами следующих поколений (чьи свадьбы происходили в сороковых‒пятидесятых годах), показывают, что все более и более обычным делом становится их личный выбор – не только супруга, но и того, когда, где и как выходить замуж. Женщины сами часто подчеркивали это, противопоставляя свои установки представлениям о судьбе и вынужденной доле, присутствовавшим в описаниях традиционной свадьбы предыдущего поколения. Важность семейного одобрения и поддержки сообщества по-прежнему остаются центральными темами, с которыми женщины соотносили свои действия, но они признают личный выбор как безусловную ценность. Однако важно определить различия, которые мы наблюдаем в этих рассказах. В целом можно сказать, что женщины более поздних годов рождения или имеющие более интенсивные связи с городской культурой скорее были склонны излагать свои истории в категориях индивидуальной, нежели в категориях относительной, аффилированной идентичности. Тем не менее аффилиация никогда не исчезала окончательно; фактически ее можно рассматривать как основание агентивности. Мы можем оценить женские истории по степени проявленной в них аффилированности или по степени проявленной в них сосредоточенности на себе, признавая, тем не менее, что почти все истории содержат в себе оба элемента.

История, рассказанная Аглаей Парамоновной Д. (1918 г.р., Лешуконский район Архангельской области), показывает опору на традиционные ценности сообщества и семьи: личные стремления и чаяния находятся вне дискурсивной рефлексии и оценки, о них можно догадаться лишь по песням и сказкам, перемежавшим ее рассказ и служившим ему комментариями. Кажется, что рассказ Аглаи Парамоновны возвращается к историям предшествующего поколения, поскольку в нем выделены ценности послушания, принятия и терпения; но из-за коллизий ее времени эта история значительно отличается от историй, рассмотренных выше. Те, кто рассказывал нам о традиционных свадьбах, были уверены в том, что таков был установленный порядок вещей, их окружали люди, которые знали этот порядок и которые их поддерживали в следовании ритуалу. Их воспоминания показывают, что агентивность для них была важна: они исполняли поэтические причитания, совершали ритуалы прощания с девичьей волей и дарили тщательно изготовленные подарки членам своей новой семьи – то есть совершали те традиционные акты, которые мы понимаем как демонстрацию умения и агентивности. История Аглаи отличается тем, что недостатку поддержки, недостатку агентивности и невозможности выбора она придает особое значение. Ее свадьба происходила в середине тридцатых, сразу после того, как в ее деревне произошла коллективизация; традиционный порядок уже сломался, новый порядок еще только устанавливался.

При первой встрече Аглая рассказала историю своего замужества и свадьбы отрывочно, как перечисление обстоятельств и фактов. Через несколько дней она призналась, что ей было стыдно говорить о своем замужестве, особенно в присутствии сыновей. Выставив сыновей вон, она вторично поведала о своем замужестве со множеством подробностей, но суть описания свадьбы осталась прежней, почти слово в слово. Ее первый рассказ фокусировался на внешних фактах, таких как работа, которую она и ее муж делали в то время, устройство родительского дома, время основания колхоза, развлечения молодежи. На вопрос «А вы хотели выходить за него замуж?» она ответила: «Наверно, я к нему привыкла. Может быть, привыкла к нему». Она не говорит о своих чувствах к мужу.

Муж был ссыльным – вероятно, из раскулаченных, которых после репрессии высылали на Север. Как Аглая Парамоновна потом рассказала, он появился в деревне в поисках плотницкой работы, и ее отец его нанял. Потом председатель колхоза послал Аглаю вместе с ее будущим мужем и другими молодыми людьми на лесозаготовки, где они некоторое время проработали и прожили вместе в одном бараке. Когда они возвратились, он пришел свататься. Аглая Парамоновна описывает свое согласие на замужество следующим образом: ее сестра вошла в комнату, чтобы спросить ее, хочет ли она замуж за него. Она ничего не сказала, но ее сестра все поняла и вышла, чтобы сказать родителям.

– То есть она сразу поняла, что вы согласны?

– Да. Да.

– То есть он вам нравился, вы с ним проработали?

– Да-да-да, да-да-да-да, да.

– Хороший был?

– Ничего, ничего: не запугал, не застращал, не бил. Не было ни синяков. Ничего не было. Так, так прожили. (ПА, DTxt09-056_Arch-Lesh_09-07-11).