Совершенно автоматически шныряя по рядам, я с максимально возможной скоростью продвигался вперед по прилично забитой Каширке. Головою, сердцем, всем собою я был в предстоящей встрече с женой и дочкой. Господи, как они там, девочки мои? Галина говорила, что Юлька вроде заболела. Может, надо остановиться у аптеки и купить ей каких-нибудь лекарств? И усмехнулся, поняв, что просто не смогу остановиться, не смогу ни на минуту отсрочить встречу со своими! Была уже почти половина шестого, а я только еще проехал комплекс МИФИ, и катился вниз, в седловину между Борисовскими и Царицынским прудами. Я в дороге уже час десять, - во сколько же я буду на месте? И какого черта не звонит Гоха, ведь самолет должен был уже сесть?
Я протянул руку, взял вмобильник, который, садясь в машину, бросил на пассажирское сиденье "лицом" вниз, и обнаружил, что он выключен. Такой матерной тирады, какую я выдал в пространство, я не позволял себе уже давно. Извиняло меня только то, что адресовал я ее самому себе. Ну, надо ж быть таким дебилом, чтобы со времени прилета так и не зарядить нормально аккумулятор?! Сколько он простоял на зарядке вчера в офисе? От силы полчаса, максимум минут сорок. Естественно что бобик сдох. И это когда от связи просто зависят вопросы жизни и смерти! Болван, идиот! Но как хорошо, что именно для таких случаев у меня в "бардачке" валяется автомобильный адаптер. Я на ходу воткнул штекер адаптера в гнездо прикуривателя, и дисплей "Сименса" приветливо озарился оранжевой подсветкой. Фу ты, слава Богу! Дав аппарату хоть чуть хлебнуть энергии, на пересечении с Ореховым бульваром я набрал Гохин номер. Он ответил на первом же зуммере.
- Ты где пропал? - заорал в трубку он, от негодования путая падежи. - Я названиваю уже минут двадцать, а мне - "временно недоступен", да "позвоните позднее"!
- Батарейка села, - попытался отбиться от справедливого Гохиного наезда я, и осекся.
Как - недоступен? Как - позвоните позднее?
- Ты хочешь сказать, что система отвечала тебе по-русски? - чувствуя, как в предвестии беды замирает сердце, попросил уточнить Гоху я.
Тот, видимо, смекнув, что что-то у меня сильно не так, тон сбавил:
- Естественно, по-русски, - буркнул он в ответ. - Иностранной мове я не обучен.
От пронзившей мой мозг после Гохиных слов догадки я чуть было с размаху не влетел в точеный зад идущей впереди новенькой "Вольво", но, к счастью, вильнув, ушел в сторону. А Гоха уже спокойнее продолжил:
- Прилетел наш крендель-то. Ты описал его совершенно точно, так что узнал я его без проблем. Никто, кроме меня, его не встречал. При нем только небольшая сумка и кейс, который он не выпускает из рук. С югов - с кейсом, странно, да? Сейчас он со всем барахлом сам садиться за руль Мерседеса, ждавшего его на стоянке в пяти машинах от нас. Я еще как мы подъехали, обратил на него внимание, потому что у него оба зеркала оцарапаны, прямо стесаны обо что-то. Я пасу его из своей "Волги". Ты сам где? Еще не доехал?
- Гоха, я перезвоню тебе через пять минут, - механическим голосом ответил я.
Я аккуратно прижался к обочине и включил аварийку. Внутри меня бушевала адреналиновая буря, но не от возможной аварии, которую я только что чудом избежал. Я сидел, уставившись в стекло невидящим взглядом. При выключенном телефоне проклятая система отвечала по-русски, я не смог обмануть ее. И это значило, что со вчерашнего вечера Голос знал, что ни в какой я уже не в Женеве, что я в Москве. Знал, и валял со мной дурака. Да можно было и сразу понять - невозможно было среди бела дня на глазах у соседей по даче двух человек против их воли запихнуть в подвал! Тем более невозможно это было сделать в одиночку. Почему в одиночку? Да потому, что если бы в транспортировке пленников на дачу принимал участие Шуляев, он бы никак не успел на самолет! Это значило, что нет моей семьи в подвале на даче у Романа, и не было никогда. Как же я дешево купился!