«Распространен миф, что пчелы ночью не жалят. Но, как и все живые существа, пчелы жалят тогда, когда ощущают угрозу».
Я стояла на берегу залива у края воды. Теплая вода плескалась у подола моей ночной рубашки, отлив обнажил кустики ситника, открыв их лучам восходящего солнца. Джордж много знал о воде и погоде – рыбак обязан уважать и то и другое, если не хочет расстаться со своей жизнью. Я закрыла глаза, ощущая рядом с собой Джорджа, притворяясь, что утренний бриз, ласкающий мою шею, – его дыхание.
Мои воспоминания, как насаженные на булавку бабочки под стеклом, махали крылышками, надеясь освободиться и улететь. Мне нужно их выпустить. Я хочу опять заговорить, не боясь, что мои слова кого-то ранят или убьют. Для Мейси и Джорджии, наверное, будет поздно – но не для Бекки. Ей нужно знать правду, она должна понять, что за невидимая рука сжимает ей горло и мешает говорить. Она должна знать, что это не ее вина.
Темные силуэты лодок усыпали горизонт. Я смотрела на них из-под прикрытых век, притворяясь, что одна из этих лодок – та, которую Джордж назвал «Берди», и что скоро он вернется ко мне.
Пунцовое небо отражалось в глади воды, помогая мне представить, что Джордж где-то там, в солоноватом запахе воды, среди криков береговых птиц. Я никогда не могла отделить свои воспоминания о нем от красных приливов[16], когда вода становится похожей на кровь. Мы с Джорджем познакомились во время такого красного прилива летом 1953 года, когда нам обоим было по тринадцать. Цветение воды тогда почти на два года остановило рыболовство и лишило работы креветочные суда. Красный прилив принес в мою жизнь Джорджа. Он выходил в море на лодке с отцом и дедом, и они собирали устриц вместо того, чтобы болтаться в гавани, как остальные, глазея на мертвую рыбу и птиц, летающих над красными волнами.
Мама Джорджа всегда говорила, что это предупреждение нам обоим и что ничего хорошего красный прилив не приносит. Однако нас никогда не волновало мнение других. Может быть, стоило к нему прислушаться. Может быть, нам с отцом следовало прислушаться к моей матери, когда она уговаривала нас переехать подальше от воды, где брызги красного прибоя отравляют воздух. Родители мамы жили в Гейнсвилле и были бы нам рады – они всегда радушно встречали нас, когда я была маленькой. Мы жили там, пока мне не исполнилось восемь, а потом переехали в Апалач, в этот красивый дом на берегу.
Я шагнула вперед, едва замечая, как липнет к ногам ночная рубашка, и напрягла слух, пытаясь расслышать за плеском волн голос Джорджа. Как легко было бы идти дальше, позволить влажным рукам залива затянуть меня под воду, пока солнце – не более чем отдаленное размытое пятно. Воссоединиться с Джорджем.
Я никогда не хотела с ним разлучаться. Я верила, что общая тайна накрепко связывает людей друг с другом. Но тайны, как маленькие черви, пробираются под кожу, растут и растут, пожирая плоть, и пытаются вылезти наружу. Если от них не избавиться, они вас уничтожат, оставят только кости.
– Б-Берди?
Я обернулась, на секунду поверив, что время пошло вспять и меня окликает Джорджия. Но я узнала заикание, вспомнила, что Джорджия никогда им не страдала.
Бекки сжимала в руках большого плюшевого кролика, подарок от Джорджии в день, когда она появилась на свет. Меня всегда удивляло, что Мейси позволила его оставить.
Одно ухо оторвано – наверняка лежит в шкатулке для рукоделия, белый длинный мех давно посерел от множества стирок. На животе у него карман на молнии, чтобы хранить там пижаму, но Бекки прячет в нем разные вещицы: соски, носки, обручи для волос, ракушки. Раньше она повсюду брала кролика с собой, но теперь считает себя слишком взрослой, и кролик, хотя все еще любимец, хранится в ее комнате.
– Почему ты в воде?
Я быстро вышла на берег, устыдившись того, что напугала ее. Я погладила Бекки по золотистым волосам и поцеловала в лоб. Она уселась в деревянное кресло. Я отжала подол, села в соседнее кресло и ободряюще улыбнулась. Она улыбнулась в ответ, вытянулась с прямой спиной на краю сиденья и запела.
Мы начали этот ритуал, когда вернулась Джорджия и я заметила, что Бекки стала чаще заикаться, как будто напряжение в доме сковало ее язык. Два дня спустя после приезда Джорджии у меня снова была бессонная ночь. Красные лучи встающего солнца пробирались мне под веки, напоминая о Джорджии и о воде, и меня потянуло к заливу, словно магнитом. Бекки тогда проснулась и пошла за мной.