Траектория страсти

Неужто, достигнув болезненной маниакально мечты, он утратил способность к полету? Вершина покорена, и дальше – пусто? А где же победная эйфория хотя бы? Похмелье…

«Ну и нужно было все это?

Послезавтра домой ехать… В трескучем вагоне…

А дома сейчас спокойно… нормально… без взрывов и вихрей… Жена спит в уверенности, что Виталий, бедняга, в делах…»

Неуютный стыд вдруг оскоминой вырос во рту.

Виталий воровато отполз от Юли на край кровати. Он посмотрел в сумерках на свои колени, костляво и виновато торчащие из-под одеяла.

«Как-то неловко, но придется с Юлей разными тропами подбираться к дому. Нелепо».

И в лиловой подслеповатой комнате неожиданно ясной прорисовалась мысль о том, что события все необратимы, и вернуться в тот липкий от зноя день, когда ужалила Виталия эта притягающая новизна, не дано.

Ему вдруг непреодолимо захотелось скрыться все равно, где. Пропасть. Телепортироваться домой. Проснуться и удивиться, каким реалистичным может быть сон…

Юлечка сладостно потянулась, выныривая из сна. Реальная, жаркая, во плоти…

Она пододвинулась вплотную к Виталию, руками обхватывая его и полоня, пальцами тонкими, но настырными пробегая все самые беззащитные точки, взрывные точки, порабощая и взвинчивая опять…

Он не мог не сдаться. Виталий поворачивался к своей сирене, и во взгляде его металась обреченность, которая, однако, уже бесповоротно захлебывалась и тонула в новом приступе шторма…

* * *

Три дня пронеслись неделимым сеансом. Виталий гнал из себя мысли, прорывавшие диссонансами сладостный транс, одурение, в коем они прибывали. Дикий танец, фантастическая гимнастика душ и тел создавали вращение мира, то взлетавшего неуправляемым шаром ввысь, то пикирующего во мрак первозданного доисторического хаоса. Там в корнях человеческой эволюции путался разум, и зримы оставались лишь ощущения, переливающиеся по неровностям голой планеты раскаленными желеобразными сгустками. Времени суток не стало. Шквалы сменялись бризом, а потом мерное кружение вод вновь вскипало до гейзера, плещущего неукротимо… Временами внезапный сон принимал их в глубины покоя, но смирить это буйство и он не умел надолго.

В третье утро чудодейственная энергия стала вдруг угасать, и Виталий не смог уже гнать вторжение строгой реальности. Неожиданно наш герой всем нутром заторопился домой, стараясь, конечно же, скрыть этот факт. Но в горле его сбился комом почти истерический нетерпеж. Хотелось за волосы подтащить время, которое оказалось вдруг лишним, избыточным. Хотелось скорее выбраться из самодельного рая, чтобы скинуть с согбенных плеч ставшую теперь грузом радость. Тяжесть окаменевшей эйфории была пока неосознанна, но всеми мыслями, гримасами и движениями овладела противная суета, эгоистичная и почти непристойная. Поцелуи стали лживыми, а улыбка – сухой и ломкой. И Виталием завладел стыд и перед Юлечкой, и перед самим собой, и перед жизнью, страной и цивилизацией.

Кое-как запихав пожитки в дорожные сумки, они выкатились из мнимой свободы в свободу навязанную и зашагали в молчании на вокзал.

* * *

Электричка. Юлечка отрешенно-ясным прозрачным взглядом совершает полет по лугам и озерам, что проносятся за окном. Ее горячая ласковая рука ухватила его кисть, то ли еще по инерции, то ли готовая до исступления бороться, если придется, не желая отдавать. Виталий осел всем усталым телом, доверяя вагонной скамье судьбу. Он мыслями дома. Он занят. Он ищет тот правильный тон, ту мимику, те интонации, что позволят сокрыть правду. Неудобную истину.

Глазами из внутренней пустоты он бродит по полупустому вагону. В поисках чудо-решения? В неумелых потугах найти оправдание? Или надеясь исправить ошибку? Какую ошибку? Ошибок он не совершал.

Через ряд у окна сидит девушка. Худенькая удивительно. Темненькая. Волосы ее всклокочены. Она кутается в непомерно большой воротник своего пальто. Она не роскошна, даже невзрачна. Но… нова! Нарицательная ЖЕНЩИНА. Глаза ее кажутся ему в этот момент просто невероятными, и Виталий вдруг ловит себя на том, что струится флюидами к ней, проникает за воротник, разбегается мыслями, подобными полчищам муравьев… нет, живучей неукротимой плесени… по неведомому, зовущему в иные миры и сулящему запредельные чудеса сокрытому телу, и он тонет…тонет в новом приступе шторма, который, теперь он вдруг понял, в повторах своих не уймется совсем.

Злобная усмешка традиций

Casa sulla Roccia. Когда смотришь снизу, задрав голову до боли в упрямом затылке, причудливый силуэт Дома на Скале прикидывается мудрым и гордым. Но озорные вспышки солнца, выставляющего лучами рожки из-за черной глыбы, нахально дразнят наблюдателя, игнорируя чин и возраст.