Трагедии

Милый, довольно двух слов от тебя, чтоб опять содрогнулся         Окрест тончайший эфир жизнию дремлющих струн. Дремлют... Давно не будила нечаянной песнию Муза         Лиры, которую ты — вижу — любить не отвык. Иначе сходит ко мне, в полунощную келью, богиня:         Строг и священственно-чужд взор удаленный ее. «Слушай!» — прошепчут уста благовещие, вдруг умолкая,         Легкие персты едва тронув кифару, замрут. «Слушай...» И с веяньем тайным звучит издалече глубокий         Мелос: вначале немой, темной музы́кой могил; Ближе потом, и ясней, как над шелестом рощи священной         Реянье внятное сил, или в пещере волна Многоязычных ключей, говорящих с незримой Сивиллой,         Иль Касталийский поток, замкнутый в мраморный плен Маски трагической, — бьющий из уст, исступленно — разверстых —         Ночь Диониса вещать и Дионисову скорбь. Муза внимать мне велит — и сама заглушенным созвучьем,         Тихим напевом сама вторит звучащим теням... Так мной владеет Эсхила стоустого вызванный демон;         Голосом вторить живым ну́дит он пленный язык Смолкнувшим древним глаголам, — и в ужасе сладостном сердце         С сердцем пророческим в лад, тесное, биться должно...[907]

Этот отрывок ценен как поэтика Иванова — переводчика, но в анализ ее мы сейчас углубляться не будем.

Вполне вероятно, что к моменту обращения поэта за материальной поддержкой к издателю «Агамемнон» был бы закончен вполне, если бы Иванова не отвлек другой издательский заказ. При самом начале работы М. В. Сабашникова над «Памятниками мировой литературы» молодой филолог В. О. Нилендер предложил ему составить антологию греческой лирики в русских переводах. Первоначально Нилендер намеревался единовременно исполнить два задания: с одной стороны, собрать все прежние русские переложения из греческих лириков, с другой — заказав новые переводы, доставить русскому читателю полный корпус лирического наследия греков. Постепенно доля, отводимая современникам, расширялась — прежде всего за счет Вяч. Иванова, первые, присланные осенью 1912 г., опыты которого увлекли и составителя, и издателя. Иванову тотчас были заказаны дополнительные переводы. В результате Сабашников в 1914 г. выпустил книгу «Алкей и Сафо» в переводе Иванова (второе, расширенное издание вышло в 1915 г., но помечено все тем же 1914 г., так как титульный лист не перебирался)[908].

В начале 1913 г. широкое участие Иванова в предпринятой издательством серии представлялось более чем желательным. М. В. Сабашников всегда считал одной из главных целей своей деятельности создание максимально благоприятных условий для русских ученых и литераторов. Оттого он пошел Иванову навстречу. Однако работа Иванова для «Издательства М. и С. Сабашниковых» становилась настолько регулярной, а обязательства его, литературные и денежные, — настолько серьезными, что заключение формального соглашения было неизбежностью. В письме к поэту от 10 марта 1913 г. издатель представил новый проект договора и писал: «Мне думается, что в прилагаемом тексте договора удалось скомбинировать все условия и выразить все, что было бы для Вас желательно»[909].

Договор был совершен (правда, экземпляр, хранившийся в издательстве, не оплачен гербовым сбором) 21 апреля / 4 мая 1913 г., когда М. В. Сабашников сам побывал в Риме и встретился там с Ивановым. Соглашение это весьма важно для восстановления истории взаимоотношений Иванова с издательством: