Трагедии моря

Фарли Моуэт Трагедии моря

Пароход «Бломмерсдик» принадлежал к типу «Либерти»: в доке военного времени из покрытых ржавчиной стальных листов сварили нечто, внешним видом отдаленно напоминающее морское судно. В 1945 году, в середине сентября, он вышел из Антверпена с грузом экспонатов, относившихся к недавнему катаклизму и предназначенных для военно-исторического музея в Канаде. Я, двадцатичетырехлетний ветеран, номинально ответственный за этот невеселый груз, возвращался домой, преисполненный решимости стряхнуть с себя годы антижизни на войне и вернуться в мир живой природы, где все еще пели птицы, в лесах сновали большие и малые звери, а безмолвные воды океана бороздили морские исполины.

Это был медленный осенний переход через океан. Я — единственный пассажир на борту, — пользуясь приглашением почтенного капитана, много времени проводил на мостике. Капитан Де Витт проявлял живой интерес к животному миру морских вод и, узнав, что я разделяю его увлечение, предложил поразвлечься. Он придумал особую «охоту». Стоя на разных крыльях мостика, мы часами не отрывали глаз от биноклей, стараясь первым увидеть и опознать кита, морскую свинью или какую-нибудь птицу. И довольно часто зоркий старый моряк оставлял в дураках своего молодого гостя.

На четвертые сутки по выходе из Ла-Манша капитан внезапно приказал рулевому взять лево руля и крикнул мне: «Вон он пускает фонтаны! Сам Старый Кашалот!»

Словно зачарованный, смотрел я на стадо кашалотов, к которому медленно приближалось наше судно. Они плавали на поверхности, сигнализируя о своем присутствии водяными струями, видневшимися на широкой дуге горизонта. Мы провели среди них около часа, и капитан с большой неохотой лег на прежний западный курс.

Через пару дней перед самым носом парохода проплыла небольшая стая синих китов, этаких лоснящихся океанских «бегемотов», размером и величием не имеющих равных среди других животных, как сухопутных, так и морских. В другой раз нас обогнала стая морских свиней, которые принялись кувыркаться в волне, образуемой форштевнем судна.

На подходе к Большой Ньюфаундлендской банке я первым заметил к северу от нас дымок ветвящихся струй; капитан снова изменил курс, направив судно на перехват, и мы вскоре оказались в компании полусотни китов-бутылконосов. Не уклоняясь от встречи, они поплыли прямо на судно и настолько приблизились к борту, что один крупный самец даже обдал нас своим выдохом, насыщенным запахом рыбы.

Время для нас текло незаметно. Недалеко от подводных скал Вирджин-Рокс мы за один только день насчитали одиннадцать видов морских птиц, определив их общее число в пределах нескольких сот тысяч. У входа в пролив Белл-Айл мы миновали целую процессию финвалов, величественно направлявшуюся в открытое море, и капитан Де Витт с восторгом отсалютовал им хриплым гудком нашего парохода. Огибая восточную оконечность острова Антикости в заливе Св. Лаврентия, мы шли в густом тумане при мертвом штиле сквозь нескончаемые массы птиц. В большинстве это были гаги и турпаны вперемежку со стаями куличков-плавунчиков, как по волшебству взлетающих из-под самого форштевня, чтобы тут же, едва касаясь поверхности, унестись прочь в туманную мглу.

К тому времени, когда судно отдало швартовы в Монреале, мы с капитаном уже занесли в вахтенный журнал тридцать два вида морских птиц и десять видов морских млекопитающих, а также несколько диковинных созданий, таких, как меч-рыба, гигантская медуза и гигантская акула. Для меня это было путешествие из долгой тьмы… к свету жизни.

Восточное побережье вновь неумолимо тянуло меня к себе. Весной 1953 года мы с отцом плыли на его старом солидного вида кече[1] «Скотч Боннет» по реке Св. Лаврентия в сторону залива. Сразу же за Квебеком нам показалось, что вернулась зима: травянистые островки и обширные, заросшие рогозом болота ниже Кейп-Турманта белели снежным покровом тысяч белых гусей, накапливавших силы перед долгим перелетом к своим арктическим гнездовьям. Миновав Гаспе, мы прошли мимо подобных башням уступов острова Бонавантюр, где нас накрыло живое облако олушей. На какое-то время мы остановились у ловца омаров на западном мысе острова Принца Эдуарда и с изумлением наблюдали, как он вытаскивает из ловушек в лодку до трехсот пойманных за один раз созданий, одетых в зеленый панцирь.

В этом плавании мы также часто встречали китов. Однажды темной ночью во время «собачьей вахты»[2] нас настигла стая косаток, называемых также китами-убийцами. Отец как раз дремал у штурвала, когда одна из них высоко выпрыгнула из воды у самого борта. Когда ее семи-восьмитонная туша снова шмякнулась в воду, вызванное этим сотрясение было похоже на трубный глас начала Страшного суда. Думаю, что после этого случая мой отец уже никогда не спал на вахте.