Трагедии моря

За несколько недель до начала замерзания арктических вод лысуны этого западного стада начинают свою осеннюю миграцию на юг; вдоль пот бережья Лабрадора плывет почти непрерывный поток из тысяч и десятков тысяч тюленей, а когда-то в этой процессии участвовало несколько миллионов особей. К концу ноября передовые отряды достигают пролива Белл-Айл, где поток тюленей раздваивается. Более мощная ветвь проходит через пролив и движется на запад вдоль северного берега залива Св. Лаврентия. Какое-то представление о силе этого потока можно получить из рассказа одного французского торговца, который осенью 1760 года был очевидцем миграции лысунов у северной оконечности Ньюфаундленда. По его словам, тюлени десять дней и ночей подряд заполняли все морское пространство от берега до горизонта. Они, бывало, доходили на запад до самого Иль-о-Кудра в нескольких милях от города Квебек, хотя сегодня те, что от них остались, редко добираются дальше реки Сагеней.

Другая ветвь от пролива Белл-Айл, похоже, уходит на юго-восток и… исчезает. По мнению некоторых биологов, она достигает Большой Ньюфаундлендской банки, где тюлени остаются на зиму, однако убедительных доказательств этому нет. Наиболее вероятно, что тюлени, которые известны как хорошие пловцы, огибают Ньюфаундленд с востока и входят в залив Св. Лаврентия через пролив Кабота. После чего они предположительно направляются на север вдоль западного берега Ньюфаундленда, где их появление было когда-то чудесным даром для поджидавших их скрэлингов.

Но это, в общем, из области предположений. Подумать только: в наш век электронных глаз и ушей, когда моря полны промысловыми судами, местообитание огромных стад лысунов с января до второй половины февраля все еще остается, по существу, неизвестным!

В зимние месяцы гигантский язык полярного пака шириной более полутораста километров выносится к югу Лабрадорским течением, пока в середине февраля одни его «отроги» не покроют северо-восточное побережье Ньюфаундленда, а другие не прорвутся через пролив Белл-Айл в залив Св. Лаврентия, чтобы встретиться и смешаться с зимним льдом, родившимся в заливе.

Для глаз неискушенного человека этот мир плоских и торосистых льдин, трескающихся и громоздящихся друг на друга под напором тяжелых океанских волн, терзаемый вьюгами и штормами и окутываемый туманами, представляется белой, отрезанной от жизни пустыней. И все же именно в этом царстве ледяного хаоса в конце февраля — начале марта снова появляются огромные полчища лысунов.

Пролетая низко над паковым льдом в редкий для середины февраля солнечный день, не видишь ничего, кроме сверкающей белизной безжизненной пустыни, разве что то в одной, то в другой, не затянутой льдом, полынье промелькнет что-то живое, и бледный солнечный свет вдруг замерцает на мокрых спинах нескольких резвящихся на воде тюленей. Но через несколько дней здесь происходит настоящее чудо.

Однажды в конце февраля 1968 года я с борта легкого самолета смотрел вниз на бесконечную ледяную панораму, испещренную таким количеством лежавших в одиночку и кучками тюленей, что на мой вопрос, сколько их здесь, по его мнению, летевший со мной биолог только пожал плечами.

Даже с помощью аэрофотосъемки ученые могут дать лишь приблизительную оценку числа тюленей на крупной залежке, где они рождают детенышей. Рабочей оценкой считается плотность залегания около 3000–4000 производителей на квадратную милю (2,59 км²), в основном маток, и почти стольких же детенышей, в зависимости от темпа деторождения. Количество половозрелых самцов подсчитать невозможно, поскольку в большинстве своем они находятся в воде или под водой. Ядро лежки, над которой мы пролетали в тот день, казалось, имело километров двадцать в длину и не менее десяти в ширину; от него во все стороны тянулись, словно ложноножки какой-то гигантской амебы, цепочки тюленей. По нашим подсчетам, скорее похожим на догадку, на этой лежке находилось полмиллиона животных.

Тем не менее их численность была ничтожной по сравнению с той, которой когда-то отличались тюленьи лежки.

Весной 1844 года более ста зверобойных шхун добывали тюленей на щенной залежке^{111}, имевшей не меньше 90 километров в длину и 35 в ширину, на северо-восточном побережье Лабрадора. По самым скромным подсчетам, эта залежка включала более пяти миллионов тюленей. Доподлинно известно, что зверобои добыли тогда 740 000 шкур, причем большая их часть была содрана с новорожденных тюленят.