Трагедии моря

Существование белых медведей на северном берегу залива Св. Лаврентия в прошлом подтверждается описанием злоключений Маргериты де ля Рош. Эта знатная юная француженка сопровождала своего родственника де ля Рок де Роберваля в 1542 году на судне, следовавшем в Квебек, чтобы основать там поселение. Однако «аморальное» поведение Маргериты и ее любовника в течение длительного перехода через Атлантику разгневало Роберваля, и он высадил преступную пару вместе со служанкой на острове Демонов — одном из островов Мекатина. Два года спустя Маргериту нашли там французские рыбаки, узнавшие, что ее любовник, служанка и рожденный ею на острове ребенок умерли. В дошедшем до нас описании упоминаются «белые, как яичная скорлупа, медведи», доставлявшие им немало хлопот.

Остров Демонов не был западной границей ареала белого медведя, встречавшегося по крайней мере до устья реки Св. Лаврентия. Интересно, что уже в 1930-х годах в прессе промелькнуло сообщение: вблизи озера Св. Жанны в верховьях реки Сагеней застрелена старая самка белого медведя.

О том, как далеко на юг расселялись белые медведи, можно судить по сообщению «о медведях, как черных, так и белых», Дэвида Ингрема, хотя сам он, по-видимому, никогда не бывал севернее Новой Шотландии. Даже на заре колониальных времен белые медведи обитали, видимо, южнее залива Делавэр, а уже в XVIII веке один медведь был застрелен в заливе Мэн.

Андре Тевет в своем описании залива Св. Лаврентия, датированном приблизительно 1575 годом, сообщает, что много белых медведей «совершало набеги на хижины [коренных] жителей и те были вынуждены рыть ямы, которые они покрывали ветками и листьями», вероятно пытаясь спрятать и сберечь свои съестные припасы.

Не одни коренные жители страдали от набегов белых медведей. В середине XVI века они здорово досаждали баскским китобоям, промышлявшим в Гудзоновом заливе: звери бродили в поисках добычи вокруг мест переработки китового жира, бесцеремонно хватая китовое мясо и ворвань, считая, видимо, что эти продукты принадлежат им по праву. Но, как сообщал Антони Паркхерст из Ньюфаундленда в 1574–1578 годах, избыток белых медведей имел и свои преимущества. Их было, писал он, «так много вокруг… что вы могли убивать их столько, сколько хотели, и мясо их по вкусу напоминало телячье». Однако, продолжал он, «такие же нахальные, [как местные лисицы], медведи среди бела дня без стеснения тащили у вас из-под носа вашу рыбу, хотя, как мне кажется, они не причиняли никому вреда, если только их не вынуждали к этому». Что Паркхерст имел в виду именно белых медведей, очевидно не только из его описания их поведения, а также из показаний Стефана Пармениу-са после кратковременного путешествия его в восточную часть Ньюфаундленда в 1583 году, который писал: «Медведи также появляются у рыбацких стойбищ, где их иногда убивают. Они кажутся мне белыми, судя по цвету их шкур».

Смелость белых медведей всегда была отличительной и, как считали европейцы, наиболее опасной чертой их поведения. Однако в основе их самонадеянной дерзости лежит, по-видимому, не столько грубая сила, сколько спокойная уверенность, что у них нет врагов и что они могут бродить там, где им заблагорассудится. Подобная уверенность казалась вполне оправданной в те дни, когда их контакты с людьми ограничивались местными жителями. Хотя первобытные люди могли убивать и убивали белых медведей, они все же старались избегать стычек с ними, исходя отчасти из убеждения, что осторожность — храбрости не помеха, и отчасти из чувства восхищения этими животными, которое было сродни благоговейному почитанию.

Со своей стороны медведи отвечали людям таким отношением, которое можно выразить формулой: живи и давай жить другим. Отсутствие агрессивности у белых медведей весьма удивляло первых исследователей, хотя, как правило, они не отвечали им взаимностью.

В ранних цивилизациях иудейско-христианского вероисповедания укоренилось, как само собой разумеющееся, представление о всех крупных плотоядных животных как о врожденно свирепых и жестоких хищниках, которых следует считать вредными тварями и уничтожать, где придется. Не был исключением и белый медведь. Еще в XVI веке он приобрел недобрую репутацию людоеда, предпочитающего черепам тюленей человечьи черепа. Подобных небылиц было предостаточно, хотя на самом деле достоверными доказательствами подтверждается лишь несколько случаев неспровоцированных нападений белых медведей на человека, причем в ряде случаев сама достоверность этих доказательств сомнительна.