Трагедия 1941 года

Если все это нормально понимать, подчеркиваю, нормально, то есть хотя бы с минимальным осознанием уникальной специфики разведывательной деятельности, то ни при каких обстоятельствах не должно возникать даже и тени мысли о том, что-де Сталин якобы ввиду своей особой подозрительности воспринимал разведывательную информацию с подозрением. Этого не было и в помине. Было другое. При неясности информации, особенно в тех случаях, когда информация априори предполагала определенную реакцию со стороны руководства государства, а сведения об угрозе внезапного нападения Германии как раз из этой «оперы», Сталин всегда требовал еще и еще раз все тщательно проверить и перепроверить. Возьмем для примера ситуацию с определением точной даты нападения Германии на Советский Союз, а также абсолютно, подчеркиваю, абсолютно безукоризненного установления факта выдвижения ударных группировок вермахта на исходные для нападения позиции. Прежде всего следует отметить, что проблема абсолютно достоверного установления точной даты нападения одного государства на другое — одна из самых наитяжелейших в разведке. Потому как в любом готовящем агрессию государстве точная дата нападения официально называется только в самый последний момент — максимум дней за 5–10. Не более того. А до этого ее знают, если знают, лишь в прямом смысле слова считанные единицы из числа самого высшего руководства государства-агрессора. Но, как правило, лишь сам глава государства-агрессора. А теперь посмотрите, что же на самом-то деле происходило в решении именно этого вопроса.

По данным только советской военной разведки, таких «дат» нападения — как с указанием непосредственно числа, так и просто времени, но не более чем месяца или даже времени года — набралось примерно полтора десятка! Причём даже тогда, когда уже командующим группировками вторжения официально было передано распоряжение Гитлера о начале нападения 22 июня 1941 г., а Сталин, к слову сказать, знал об этом уже с 12 июня, разведка все равно «плавала» в абсолютно точном определении даты нападения. Даже от особо доверенной агентуры по-прежнему шли сообщения с двумя датами — например, нападение ожидается 22–25 июня или 22–23 июня. Абсолютно аналогичная ситуация складывалась и с информацией, поступавшей и от внешней разведки НКГБ СССР — там тоже абсолютной ясности с датами не было. И в итоге их и на Лубянке набралось также примерно полтора десятка. Аналогичная ситуация была и с информацией от советских дипломатических представительств за рубежом. Были и вовсе «перлы», естественно, не умышленные. Так, советский посол в Лондоне Майский 18 июня 1941 г. отбил Сталину телеграмму следующего содержания:

«Что касается текущего момента, то Криппс твердо убежден в неизбежности военного столкновения Германии и СССР, притом не позже середины июня…». Ну и что, по-вашему, должен был делать Сталин, получив такую телеграмму?! Как он должен был реагировать, если даже советский посол, человек, казалось бы, куда более чем грамотный, присылает 18 июня телеграмму, в которой сообщает, что нападение произойдет не позже середины июня?! А ведь по состоянию-то на 18 июня середина июня — уже прошла! И не надо думать, что только Майский этим отличился.

Естественно, что в подобной ситуации, когда докладывается очередная информация подобного типа, любой руководитель уровня Сталина просто-таки обязан отнестись не столько с определенным недоверием к ее содержанию, сколько потребовать от разведки еще и еще раз все проверить и перепроверить. Иначе (было) нельзя. Война ведь не шутка. А Гитлер, надо сказать, тем и отличался, что был склонен к постоянному перенесению сроков своих агрессивных действий. Например, сроки нападения на Францию изменялись аж целых 38 раз!

Тем не менее под 50-летие нашей Великой Победы появилась более чем странная, если не сказать покрепче, с применением знаменитого «загиба» Петра Великого, байка о том, что-де на одной из информации разведки о готовящемся нападении Германии на СССР Сталин, видите ли, накатал матерную резолюцию. Речь идёт о якобы начертанной Сталиным матерной резолюции на совершенно секретной записке № 2279/ М от 17 июня 1941 г. наркома госбезопасности В. Н. Меркулова с агентурным сообщением о готовности Германии напасть на СССР с указанием объектов бомбардировок и о назначении начальников военно-хозяйственных управлений на будущей оккупированной советской территории[31].