Трагедия абвера. Немецкая военная разведка во Второй мировой войне, 1935–1945

– Содержание было в целом сносным, – позднее вспоминал консул. – Нас, гражданских, было трое. Там был резидент Интеллидженс сервис в Тунисе, мистер Джонс, а позднее пастор Бонхёфер, которого тем временем тоже арестовали.

Гражданские лица имели полную свободу передвижения внутри тюрьмы. Поскольку охрана в основном состояла из противников режима нацистов, можно было поддерживать связь с внешним миром. Так, Шмидгубер дважды в день получал нецензурованную почту и равным образом дважды в день отправлял письма на волю. Еще во время своего содержания на Принц-Альбрехт-штрассе Шмидгубер дал знать о себе и своей жене. Из тюрьмы он даже мог звонить. В его камере – чудо в тюрьме – стоял радиоприемник.

Когда позднее в тюрьму был доставлен пастор Бонхёфер, Шмидгубер просидел с ним почти девять месяцев. Здесь впервые он познакомился с откровенными высказываниями Бонхёфера о плане Канариса и его окружения убрать его, не важно как – то ли убить, то ли осудить на смерть за дезертирство…

– Я, – сказал Бонхёфер, – всеми средствами пытался организовать ваше бегство в Португалию. Арест мог оказаться опасным не только для вас, но и стать гибельным для большей части абвера. К сожалению, Канарис, Остер, Гизевиус, мой свояк и доктор Мюллер были другого мнения.

Ежедневно доктор Шмидгубер проводил с пастором Бонхёфером три-четыре часа. Это были часы духовного обогащения, ибо Бонхёфер «был выдающейся личностью, который политически и духовно значительно возвышался над другими лицами из окружения Канариса», – говорит консул.

У Бонхёфера также имелись обширные связи с внешним миром. Его дядя, генерал Хазе, был комендантом Берлина, он даже как-то посетил его и щедро угостил шампанским. Бонхёфер полностью доверял консулу и подробно информировал, вплоть до его отправки, о ходе заговора, который должен был завершиться покушением.

Доктора Шмидгубера приговорили к четырем годам заключения, но позднее полностью реабилитировали. В наши дни установлено, что трансакции валюты он проводил для того, чтобы спасать евреев.

Роковой арест на Тирпицуфер

Расследование дела Шмидгубера тайная государственная полиция передала вермахту. Имперский военный суд назначил доктора Рёдера, старшего военного судью люфтваффе, судебным следователем.

Во время одного допроса доктор Шмидгубер показал, будто по служебным делам он однажды встречался в Швейцарии с капитаном Мейсснером и господином Гизевиусом, продвинутым Канарисом на пост вице-консула.

Доктор Рёдер решил проверить это показание. Поэтому он позвонил в отдел абвера в Мюнхене и осведомился, какие функции выполнял Шмидгубер. Так как полковник Фихте уклонился от ответа, доктор Рёдер приказал приехать в Берлин вице-консулу Гизевиусу.

Примечательно, что Шмидгубер до этого дня был задержан по обвинению в валютных махинациях, что, как он подчеркивал, «в абвере было делом обычным».

Гизевиус приехал из Швейцарии в Берлин и явился к Рёдеру. Он предложил занести в протокол свои показания. Рёдер не возражал.

Тогда Гизевиус продиктовал удивительные вещи, которые у следователя не укладывались в голове и были расценены им как клевета.

Так, Гизевиус продиктовал, будто Канарису было известно о планах свержения Гитлера. Они обсуждались в Риме и были выданы Канарисом русским. Он, Гизевиус, разговаривал в Швейцарии со Шмидгубером и Иккратом, и речь шла о переговорах в Ватикане. Некто господин Х. через какого-то немецкого иезуита вел переговоры с Ватиканом. Они передавались дальше в Рим неким доктором Францем Гартманом. (Доктор Гартман проживал в Риме по поручению абвера с ежемесячным содержанием в четыреста долларов фактически с 1940 года. Он должен был использовать свои связи с патером Цейгером в Ватикане. Абвер предложил ему устроиться на год, но вдруг он получил известие, что другой человек – доктор Йозеф Мюллер – станет исполнять его обязанности. Гартман, который тем временем уже снял в Риме квартиру, запротестовал, напомнив, что Канарис направил его в Рим на год. Канарис послал в Рим для урегулирования вопроса капитана Лидига, который в качестве руководителя группы I M тогда курировал Гартмана. Лидиг – по свидетельству Рёдера – вручил Гартману чек на крупную сумму. Если он подпишет чек, то получит деньги. Гартман так и сделал, получил пятьсот долларов, но остаток суммы так никогда и не увидел.)

Далее Гизевиус продиктовал для протокола, что один немецкий генерал танковых войск, части которого в 1941–1942 годах находились на переформировании в районе Эльбинга, должен был атаковать штаб-квартиру Гитлера и устранить всю нацистскую верхушку. Гизевиус подписал протокол. Затем ушел.

Доктор Рёдер был поражен. Все это он посчитал клеветой на абвер и вермахт.

После допроса Гизевиус отправился к Канарису и пересказал тому содержание разговора, – разумеется, далеко не все, что он там говорил. Канарис привел ему столь серьезные аргументы, что на следующий день Гизевиус вновь появился у доктора Рёдера. Теперь он хотел внести изменения во вчерашний протокол.