Момент был, конечно, критический. Будберг чрезвычайно негодует на Дитерихса, когда тот на вопрос 11 августа, что он будет делать в случае неудачного наступления, ответил: «Разобьемся на партизанские отряды и, как в 1918 г., начнем снова». «Это же полный абсурд, — комментирует автор дневника, — ибо трудно представить себе обстановку более отличную от 1918 г., чем настоящая; тогда мы боролись с разрозненными толпами местной красноармейщины, а сейчас против нас регулярная армия, руководимая военными спецами из нашего же брата; тогда население было за нас, а теперь против нас; все это делает партизанскую войну для нас почти невозможной» [XV, с. 265]. Неоспоримо прав в этом отношении Будберг. Попытка поднять запоздалую волну добровольчества могла быть только жестом отчаяния. Такие жесты редко достигают цели. Для подъема нужно настроение — его, конечно, в Омске уже не было. Кругом скорее была разлита желчная критика, которая могла выращивать только чувство апатии и пессимизма. Пытался обратиться еще раз к сибирякам Потанин, призывая всех граждан «к оружию», так как враг у ворот Сибири. Старик предлагал себя в «заложники», ибо возраст лишал его возможности биться в рядах защитников родины. Обращение его было напечатано в «Правительственном Вестнике» 24 августа [№218]. Дитерихс склонен был придать войне религиозный характер — это соответствовало его специфически православному складу мыслей99
. С его санкции появились добровольческие дружины «Святого креста» и «зеленого знамени» (для мусульман), религиозно-патриотические общества патриарха Гермогена и др. К этим начинаниям «Жанны д'Арк в рейтузах», как ядовито называл Дитерихса Иванов-Ринов, большинство относилось скептически, на этом сошлись антиподы — Сахаров и Будберг.Поддерживал это движение и В. Пепеляев. 21 сентября он записывает: «Вчера ушли первые отряды «Святого креста» и мусульман — всего 500 штыков и 100 сабель... Всем понравились дружины, а раньше некоторые министры советовали мне не связывать своего имени с этими «черносотенцами» и их движением. Я же предпочитаю связывать»100
. Добровольческое движение нашло отклик в деревне. Это факт несомненный. Здесь оно сталкивалось, правда, с той сибирской обстановкой, которая коверкала подчас самые хорошие начинания правительственной власти. «Стремление крестьян к формированию добровольческих дружин, — докладывает пор. Утбер из Ачинска, — было большим до падения Омска. После продвижения красных (оно) сменилось нежеланием, боязнью, что красные потом будут избивать дружинников. Тоже порка крестьян правительственными отрядами и незаконные реквизиции иногда переходят в грабеж и служат тормозом формирования дружин» [Партизанское движение в Сибири. С. 75].«Тыл» вообще становился угрожающим фактором. Какурин готов признать, что «не столько потеря в боях, сколько работа внутренних центробежных сил обусловливала... значительное падение численности вооруженных сил противника» [II, с. 213]. Генерал Лебедев, пробывший после оставления поста наштаверха «в самой толще армии и населения»101
, писал Колчаку 1 декабря: «Я уверен, что нужно искать новых методов борьбы с большевиками, не строя все на исходе чисто военной борьбы» [Борьба за Урал и Сибирь. С. 352].Примечания ко второй главе :
1
Характерно, что военные склонны были упрекать адмирала в противоположном — в том, что политика главенствовала у него над стратегией [2
Документы о боевой организации уральского пролетариата, приводимые Подшиваловым, скорее, напоминают инструкции по военной санитарии и никакого отношения к «опыту гражданской войны» не имеют.3
Вряд ли какие-либо научные выводы можно сделать из «опыта», на который ссылается в одном из своих приказов ген. Белов, командовавший в 1919 г. в Сибири так называемой «южноармейской группой»: «Необходимо бить кулаком, а не растопыренными пальцами. Все сложные маневры... неосуществимы... Поэтому остается одно: собрать все силы в кулак и ворваться без оглядки в тыл противника»4
Правда, оборону Самары Подшивалов считает образцом наиболее «беспардонных действий, какие возникали в период гражданской войны» [с. 117].