Как видим, Колчак довольно внимательно относился и к критике и к советам, поэтому глубоко несправедлив отзыв Милюкова:
«…правитель гневно потребовал запретить Государственному Экономическому Совещанию вторгаться не в свою область.
Вызвал Андогского и разнёс его за его сообщение в Экономическом Совещании. Удалось уговорить. Я доказывал, что нужно проявить выдержку и лучше ускорить окончание сессии, чем прибегать к репрессии в виде закрытия, на чём настаивал правитель.
Мне казалось, что удачным влиянием можно через Экономическое Совещание ликвидировать вредную общественную свистопляску, начатую блоком»[308]
.Обратимся к Гинсу:
«Оказывается, в моё отсутствие ген. Андогский, которого я сам просил об этом, сделал членам Совещания доклад о положении дел на фронте. Заместитель мой, бывший член Директории В.А. Виноградов, избранный товарищем председателя, поставил этот доклад в официальном заседании, а не в частном собрании, как я предполагал. Докладчику стали задавать вопросы. «Принято ли во внимание, что отступать придётся за Тобол?» — спросил почему-то хорошо осведомлённый в этом Алексеевский. «Большевик!» — зашипел на него Жардецкий.
Стали шуметь. Враги Андогского доложили адмиралу, что генерал хотел приобрести популярность, что он не имел права без разрешения выступать. Формально это, может быть, было и верно. Враги Экономического Совещания и вообще «конституционных затей донесли, что члены Экономического Совещания по поводу доклада Андогского обсуждали общее политическое положение и готовят петицию» [II, с. 250].
Дело касалось, конечно, не петиции, а доклада Андогского о военном положении и реплики Алексеевского. Всё станет ясно, если мы заглянем в воспоминания Кроля, где найдём указание на то, что Алексеевский — тот самый, который был потом в следственной комиссии над Колчаком, — уже тогда выдвигал среди левой части Эк. Сов.