— Значит, суда не будет? — спросил Колчак. По правде сказать, я был несколько озадачен таким вопросом». Передав Колчака конвою, Чудновский отправился в верхний этаж, где находился Пепеляев. Пепеляев сидел на койке и тоже был одет. Постановление о расстреле, по словам Чудновского, сильно его потрясло. «Я приказал ему прекратить всякие разговоры и передал его конвою. Захватив внизу Колчака, мы отправились в тюремную контору»... Пока Чудновский делал распоряжение о выделении 15 человек из «дружины», охранявшей тюрьму, Колчак обратился к нему с просьбой о свидании с Тимиревой. Он грубо отказал, но осведомился, нет ли у «осужденного» еще каких-либо просьб.
— Я прошу передать моей жене, которая живет в Париже, что я благословляю своего сына, — сказал адмирал Колчак.
— Если не забуду, то сообщу, — ответил Чудновский. Поднялся сидевший рядом Пепеляев и передал записку, в которой было написано обращение к матери и еще к кому-то, прося «благословить его на смерть и не забыть своего Виктора»...
Чудновский вышел доканчивать «оформление». Его нагнал часовой и спросил, можно ли разрешить Колчаку закурить трубку. «Я разрешил. Товарищ ушел, но вскоре вернулся обратно, бледный как смерть. Оказалось, что у адмирала Колчака нашли и отобрали носовой платок, в одном из углов которого было завязано что-то твердое. Я развязал узел и вынул маленький капсуль с какой-то белой начинкой. Посмотрел на Колчака: он сидит бледный. Не трудно было догадаться, что Колчак, убедившись, что через несколько минут будет представлять бездыханный труп, хотел отравиться...42