Трагедия белого юга. 1920 год

Длительное отсутствие атамана и председателя правительства, о которых не было никаких сведений, способствовало тому, что находившиеся на побережье все больше стали говорить о мире с большевиками. Среди казаков распространялась молва о том, что Букретов специально уехал в Крым подписывать мир с ними. В это же время в грузинских газетах, печатавшихся на русском языке и передававшихся через границу, появились сообщения об английском ультиматуме, о том, что союзники требуют от белого командования заключить мир с большевиками, иначе они прекратят всякую помощь ему.

Ввиду отсутствия точной информации казаки все это принимали на веру. Положение офицеров, которые старались разубедить их и доказать нелепость этих слухов, становилось необычайно тяжелым еще и потому, что в войсках начинала распространяться версия, будто этот мир с большевиками выгоден для казаков, но не для офицеров. В войсках шло разложение, а в некоторых частях все чаще высказывалось предложение о том, что, вопреки желаниям кубанских властей в лице атамана, правительства и Рады, необходимо эвакуироваться в Крым и уж потом продвигаться на Кубань. Рада и правительство в это время бездействовали, единственным представителем гражданской власти на побережье был член кубанского правительства Белашев, замещавший уехавшего Иваниса.

За время отсутствия Букретова в Сочи приезжал из Севастополя командующий Кубанской армией генерал Улагай. Недовольный деятельностью генерала Писарева, он назначил своим заместителем генерала Шкуро, а сам, ознакомившись с положением дел, возвратился в Крым.

Довольно, таки в неопределенном положении оказался и командующий Донской армией Стариков. На свой страх и риск он послал к грузинскому военному министру Лордкипанидзе председателя донской фракции Верховного Казачьего Круга Гнилорыбова и своего начальника штаба полковника Фаге с предложением присоединить свой корпус к грузинским войскам, чтобы совместно бороться против большевиков. По его просьбе грузины должны были пропустить донских казаков с оружием на свою территорию. На это Старикову ответили, что корпус будет пропущен но предварительно он должен быть разоружен, причем лошади и оружие поступят в распоряжение грузин. Старикова это не устроило, и тогда он вслед за Букретовым и Иванисом поехал в Севастополь к Врангелю и Донскому атаману. У них он намеревался выяснить, почему корпус не хотят перевезти в Крым, почему не присылают денег, продовольствия и снарядов.

Так получилось, что к началу апреля в Севастополе собрались атаманы всех казачьих войск: генерал Богаевский от Дона, генерал Букретов от Кубани и генерал Вдовенко от Терека. Чтобы как-то урегулировать вопрос о взаимоотношениях главного командования с казаками, а также принять те или иные меры в отношении войск, находившихся на восточном побережье Черного моря, под председательством генерала Врангеля состоялось несколько совещаний. В них, кроме атаманов, принимали участие: помощник главнокомандующего Шатилов, командующий Кубанской армией Улагай, управляющий морским ведомством адмирал Герасимов, командующий Донской армией Стариков и др.

В итоге Старикову удалось убедить представителей главного командования, что Донской корпус вполне боеспособен, что никаких митингов в нем нет, как и разговоров о сдаче большевикам. Это было необходимо потому, что в Севастополь дошли слухи о разложении донцов, причем в значительной мере это объяснялось продолжавшимся антагонизмом между находившимися на побережье донцами и кубанцами. Не последнюю роль здесь играли и слухи, распространяемые некоторыми из кубанских генералов, о небоеспособности донцов, о полной дезорганизации их частей, о необходимости спасать в первую очередь находящихся якобы в полном порядке кубанцев. Учитывали и то, что кубанцев совсем нет в Крыму, тогда как донцов туда перевезено не одна тысяча. Эта агитация имела успех, тем более, что Врангель, как бывший командующий Кавказской армией, был теснее связан с кубанцами, нежели донцами.

Казалось бы, что ввиду наличия в крымских портах большого количества русских и иностранных судов, можно было бы своевременно вывезти и донцов, и кубанцев всех без исключения. Но главное командование почему-то медлило. На совещании, в котором принимал участие и Стариков, решено было перевозить только 4-й Донской корпус, однако никаких конкретных мер к проведению и этого решения в жизнь принято не было. Букретову тоже был поставлен вопрос, согласен ли он на перевозку и кубанцев. Но тот ответил, что по этому поводу он опросит казаков. «Но, это митинг!» — возмутился Врангель. «Не забывайте, что я выборный атаман, — ответил Букретов. — Я не могу поступать против желания казаков»^{203}. При продолжении этого разговора Букретов добавил, что ни одного кубанского казака он в Крым не перевезет. Кубанские казаки, по его мнению, всегда были в Добровольческой армии пасынками, и он не хочет, чтобы это продолжалось и дальше.