Трагедия белого юга. 1920 год

Врангель никогда не доверял Букретову, знал, что тот хочет стать во главе Кубанской армии и быть совершенно самостоятельным в принятии любых решений. Естественно возник вопрос — зачем тогда он вообще прибыл в Севастополь? Врангель удалил его с совещания, но покидать Крым запретил. Когда же Букретов спросил: арестован ли он, Врангель ответил утвердительно.

Остальные атаманы и даже помощник главнокомандующего генерал Шатилов неодобрительно высказались по поводу того, как Врангель вел себя по отношению к Букретову, и тот, поостыв немного, признал, что действительно не имеет права арестовывать атаманов, но при этом выразил уверенность, что рано или поздно такой атаман погубит Кубанскую армию, сдав ее большевикам. Под воздействием других атаманов Врангель решил все же не порывать связь с Букретовым и даже согласился назначить его командующим Кубанской армией. В конце заседания генерал Шатилов съездил за Букретовым и привез его обратно. Генерал Врангель тут же извинился перед атаманом за свою горячность.

Улагай, таким образом, перестал быть командующим Кубанской армией, и все генералы, находившиеся в оппозиции Букретову: Науменко, Бабиев, Муравьев, Шкуро и другие, когда Кубанский атаман еще был на пути к побережью, получили приказ Врангеля выехать в Крым в его распоряжение. Причем им дали недвусмысленно понять, что назад они уже не возвратятся. Все должны были взять с собой верховых лошадей, вестовых казаков и полученное за два месяца вперед жалование. Остающимся на побережье показалось очень странным, что никто из отъезжавших в Крым генералов не отдал напоследок никакого приказа своим частям, даже не попрощался с ними^{204}.

Во время уже упоминавшегося совещания 15 апреля было достигнуто также соглашение, в силу которого Главнокомандующий объединял в своих руках всю полноту власти военной и гражданской без всяких ограничений. Что касается казачьих вооруженных сил, то Врангель являлся теперь высшим военным начальником, обладающим всей полнотой военной власти в отношении стратегического и тактического применения и этих войск. В отношении внутреннего гражданского устройства казачьи войска и области должны были пользоваться полной автономией. Они являлись, таким образом, не зависимыми от главного командования. Однако при сношении с правительствами иностранных государств никакие сепаратные решения не допускались без согласования с главным командованием. В свою очередь, Главнокомандующий при сношении с иностранными правительствами по всем вопросам, касающимся казачьих областей, предварительно должен был советоваться с казачьими атаманами.

В Донском корпусе ситуация также была сложной. В командование его войсками на Черноморском побережье вступил тем временем генерал Калинин. Стариков же был назначен представителем Донского атамана на побережье. Голодающие донцы и кубанцы находились по-прежнему в выжидании, так как перевозка частей в Крым все еще не начиналась. В Кубанской Раде и правительстве снова подняли вопрос о мире с большевиками, о необходимости заключить хотя бы временное перемирие. Между представителями донского и кубанского командованиям и воинскими частями нарастал антагонизм, причем дело иногда доходило даже до вооруженных столкновений. Так как представители Грузии по-прежнему давали уклончивые ответы по поводу пропуска казаков через границу, то донцы все больше стали склоняться к мысли о необходимости разбить грузинские войска и пройти до Поти. Кубанская же Рада и правительство категорически высказались против вооруженных столкновений с грузинскими войсками. Местное население продолжало страдать от бесчинств белого воинства и готово было на все, чтобы поскорее развязаться и с донцами, и с кубанцам. Все смелее и смелее становились «красно-зеленые». С каждым днем к Сочи приближались большевики. Некоторые казаки и даже целые подразделения вынашивали планы уйти в «бело-зеленые», но горы еще были покрыты снегом, и это их сдерживало.

После своего назначения заместителем командующего Кубанской армией генерал Шкуро вызвал в Сочи из отряда генерала Морозова полковника Дрелинга и предложил ему пост начальника штаба всей группировки войск на побережье.

Дрелинг потом рассказывал, что: «Никаких распоряжений и указаний свыше мы не получали. По словесному распоряжению Улагая наша задача заключалась в том, чтобы держать за собой плацдарм на Черноморском побережье. Для какой цели мы должны были это делать, для планомерной эвакуации войск или же для развития наступательных операций, нам не было указано. В воинских частях в это время наблюдалась страшная дезорганизация. Не было денег, продовольствия, свирепствовала эпидемия, войска занимались грабежами. Нужно было употреблять колоссальные усилия, чтобы бороться со всем этим»^{205}.