Трагедия белого юга. 1920 год

2 мая 1920 г о решении сдаваться уже знали все штабы и войска, находившиеся на побережье. Люди страшились сдачи, хотели быть поближе к Адлеру, где, как они понимали, должны произойти основные события, связанные с капитуляцией. Многие части начали движение по направлению к городу, порту и дальше к самой границе. На рейде Адлера стоял буквально облепленный людьми пароход «Бештау». Многие завидовали тем, кто попал на этот корабль. Для сосредоточения перед погрузкой желающим офицерам и семьям был назначен прибрежный хутор «Веселый» в 30 километрах от Адлера. Была еще надежда, что корабли подойдут туда раньше, чем красные.

Командиры 1-й и 2-й Кубанских дивизий генералы Лебедев и Шинкаренко приняли решение самостоятельно, силами своих соединений, дать отпор красным и сорвать капитуляцию. Однако из этого ничего не вышло — полки отказались им повиноваться. Все решили сдаваться. Только черкесской дивизии генерала Султан-Келеч-Гирея повезло. Значительную ее часть приютили абхазы, близкие черкесам по национальному признаку^{211}.

Не пожелавшие сдаваться командиры полков и дивизий по собственной инициативе разослали по побережью офицеров с задачей — разыскивать и захватывать любые корабли и использовать их для спешной эвакуации. Но никто из них так и не вернулся, скорее всего, единственное, что они могли сделать, это погрузиться при первой же возможности на какой-либо корабль в индивидуальном порядке. Некоторые из не пожелавших сдаваться кубанских частей бросились к грузинской границе, но в некоторых местах ее перекрыли донские подразделения и не пустили их.

Командующий донскими соединениями и частями генерал Калинин доложил Букретову, что выходит из подчинения ему, приказал своим войскам занять фронт по реке Псоу и стал намечать место на грузинской границе, по которому нанести удар своим корпусом. Грузины, узнав об этом, разрешили пропустить на свою территорию часть донских беженцев. Когда же они с поднятыми руками пошли через границу, со стороны кубанцев по ним стали стрелять. Те в отчаянии и панике смели грузинских пограничников и армейские подразделения. Грузинское командование вынуждено было вызывать подкрепление и броневики. Тогда Калинин принимает новое решение. К этому времени прибыл английский транспорт, и Калинин двинул донцов к морю, чтобы оттеснить эвакуировавшихся кубанцев и занять их место на погрузке. Но те не уступили, и донцы смогли грузиться лишь после того, как желающих уезжать кубанцев больше не было, но всем желающим места все равно опять не хватило.

Чтобы взять как можно больше людей, англичане приказали казакам бросить все, оружие и лошадей, к тому же из-за мелководья погрузка шла с лодок. Казаки расседлывали лошадей и гнали их от берега. Кони жалобно ржали, возвращались к морю тысячными табунами. Некоторые даже заходили в море, как бы умоляя погрузить их тоже на корабли. Лошадей снова гнали от берега, так как они сильно мешали погрузке. Многие казаки плакали, не стесняясь своих слез. Конь не раз спасал казаку жизнь, за уход и ласку платил ему преданностью. Генерал Стариков вспоминал потом: «Я сам пережил это, так как у меня там брошен конь. А на этом коне я проездил всю войну с Германией и всю Гражданскую войну, никогда не был ранен, не боялся никаких опасностей и ценил его прямо как чудесный талисман»^{212}.

Нужно иметь в виду также, что абсолютное большинство лошадей нередко было приобретено ценой больших лишений, так как наличие коня помимо всего прочего свидетельствовало и о состоятельности казака. Безлошадному прямой путь был только в пластуны. Кубанский казак из станицы Ильинской, например, Гавриил Солодухин оставил такое воспоминание. «Когда Гражданская война докатилась до моей станицы, я очень хотел попасть в корпус генерала Шкуро. Чтобы купить мне строевого коня мать продала 8 овец (из 15 имевшихся в хозяйстве), двух свиней, корову и несколько мешков пшеницы. Насобирала 500 рублей. Еще 100 рублей и шашку подарил брат матери. Но самый дешевый строевой конь стоил 750 рублей. Так и не собрав сына в кавалерию, — пишет Солодухин, — мать сказала мне:

«Милый мой сыночек! Войди в положение своей бедной матери. Ты сам видел, как я стараюсь тебя справить, снарядить в кавалерию. Все, что я смогла продать, все продала. Не могу же я продать последнюю корову... Прошу тебя, сынок, — пожалей свою мать... иди в пластуны»^{213}.

Некоторым офицерам англичане разрешили погрузиться на подошедший их крейсер «Кардиф». Среди них был и командир 2-й Кубанской казачьей дивизии генерал Шинкаренко. Потом он записал в своем дневнике, что в знак благодарности подарил командиру этого корабля богато инкрустированную шашку и тот в ответ на это, предоставил генералу место в каюте. Каково же было его удивление, когда там он встретил генерала Шкуро. Тот, как уже упоминалось, прибыл на побережье, чтобы спасти наиболее близкие ему кубанские части, в том числе «Волчий» и «Партизанский» полки.

Вспоминая об этой встрече, Шинкаренко записал в своем дневнике:

«А где же ваша дивизия, генерал?» — спросил Шкуро.