Трагедия господина Морна. Пьесы. Лекции о драме

Марианна (Кузнецову). Погодите. Сядемте за тот столик. Так и быть.

Фёдор Фёдорович. Огромный зал не вмещал грандиозного наплыва публики.

Ошивенский. Знаете что, Федор Федорович, потушите, голубчик, большой свет. Только лишний расход. (Он садится в плетеное кресло у стойки и без интереса просматривает газету. Потом задумывается, раза два зевает.)

Таубендорф (подходит к столику на авансцене, у которого сели Марианна и Кузнецов). Что прикажете? Вина, ликёру?

Кузнецов. Все равно. Ну, скажем, шерри-бренди.

Марианна. Странно: мне Ольга Павловна никогда ничего не рассказывала про вас.

Кузнецов. И хорошо делала. Вы завтра вечером свободны?

Марианна. А вам это очень интересно знать?

Кузнецов. В таком случае я вас встречу ровно в десять часов, в холле гостиницы «Элизиум». И Люлю притащите. Я буду с Таубендорфом.

Марианна. Вы с ума сошли.

Кузнецов. И мы вчетвером поедем в какое-нибудь резвое место.

Марианна. Нет, вы совершенно невероятный человек. Можно подумать, что вы меня и мою подругу знаете уже сто лет. Мне не нужно было пить этот ликёр. Когда я так устаю, мне не нужно пить ликёр. А я ужасно устала… Эти съемки… Моя роль — самая ответственная во всем фильме. Роль коммунистки. Адски трудная роль. Вы что, — давно в Берлине?

Кузнецов. Около двух часов.

Марианна. И вот представьте себе, — я должна была сегодня восемнадцать раз, восемнадцать раз подряд проделать одну и ту же сцену. Это была, конечно, не моя вина. Виновата была Пиа Мора. Она, конечно, очень знаменитая, — но, между нами говоря, — если она играет героиню, то только потому, что… ну, одним словом, потому что она в хороших отношениях с Мозером. Я видела, как она злилась, что у меня выходит лучше…

Кузнецов (Таубендорфу, через плечо). Коля, мы завтра все вместе едем кутить. Ладно?

Таубендорф. Как хочешь, Алеша. Я всегда готов.

Кузнецов. Вот и хорошо. А теперь…

Марианна. Барон, найдите мою сумку, — я ее где-то у телефона посеяла.

Таубендорф. Слушаюсь.

Кузнецов. А теперь я хочу вам сказать: вы мне очень нравитесь, — особенно ваши ноги.

Таубендорф(возвращается с сумкой). Пожалуйте.

Марианна. Спасибо, милый барон. Пора идти. Здесь слишком романтическая атмосфера. Этот полусвет…

Кузнецов (встает). Я всегда любил полусвет. Пойдемте. Вы должны мне показать дорогу в пансион Браун.

Фёдор Фёдорович. А ваша шляпа, господин Кузнецов?

Кузнецов. Не употребляю. Эге, хозяин задрыхал. Не стану будить его. До свидания, Федор Федорович, — так вас, кажется, величать? Коля, с меня сколько?

Таубендорф. Полторы марки. Чаевые включены. До завтра, Марианночка, до завтра, Алеша. В половине девятого.

Кузнецов. А ты, солнце, не путай. Я сказал — в восемь.

Кузнецов и Марианна уходят.

Фёдор Фёдорович (приподымает край оконной шторы, заглядывает). Удивительная вещь — ноги.

Таубендорф. Тише, не разбудите старикана.

Фёдор Фёдорович. По-моему, можно совсем потушить. И снять этот плакат. Вот уж напрасно я постарался. Цы-ган-ский хор.

Таубендорф (зевает). Х-о-ор. Да, плохо дело. Никто, кажется, не придет. Давайте, что ли, в двадцать одно похлопаем…

Фёдор Фёдорович. Что ж — это можно…

Они садятся у того же столика, где сидели Кузнецов и Марианна, и начинают играть. Ошивенский спит. Темновато.

Занавес

ДЕЙСТВИЕ II