Трагедия казачества. Война и судьбы-1

Вскоре после прибытия во Францию по рекомендации капитана Бессмертного Анатолий был зачислен в школу военных переводчиков, где и проучился более года. Отсюда и удивившие его маму красивый почерк и достаточно высокая грамотность. За этим в школе переводчиков строго следили. Весной 1945 года школу переводчиков расформировали и Анатолию удалось вернуться в свой полк, который позднее оказался в английской зоне оккупации Германии. Летом англичане насильственно их выдали в руки войск НКВД. Затем ПФЛ в Сибири. Наставник Анатолия — капитан Бессмертный в преддверии насильственной выдачи дал ему хороший совет: забыть обо всем и рассказывать следователям и любым собеседникам легенду о том, что ещё в Калинине немцы заставили его работать в госпитале, с которым он и попал в Германию. Оказалось, что его мама из-за моей непреднамеренной болтливости знала больше чем следователи, о чём, по словам Анатолия, она нигде не распространялась.

Анатолий учел мой печальный опыт трудоустройства: получил паспорт, вместе с матерью сходил к директору и в отдел кадров вагонного завода, где она работала. С оговорками, но был принят в пожарную команду, особенность работы которой позволила ему осенью поступить на заочные курсы учителей немецкого языка.

Соученикам я много рассказывал о своих приключениях, но не об участии в вооруженной борьбе, что было крайне опасно. Простое сопоставление советской действительности с рассказами о жизни за границей заставляло задуматься. По-видимому, кто-то на меня «настучал».

В начале ноября 1946 года вечером, когда рядом со мной никого не было, подошёл замполит (заместитель директора по политической части — была такая должность), пригласил в кабинет и закрыл дверь на ключ. Он — бывший фронтовик. Наши личные взаимоотношения были дружескими, как это иногда случается между подростком и много повидавшим обстрелянным солдатом. Вполголоса сказал: «Тебя не сегодня так завтра арестуют. У тебя на юге кто-то есть. Беги туда и запомни: знает один — не знает никто, знают двое — знают все. И если ты проболтаешься, я окажусь за решеткой вместе с тобой». (В летние каникулы я «зайцем» вместе с бывшими фронтовиками-инвалидами, занимавшимися спекуляцией, побывал в Грузии). Поблагодарил его и в ту же ночь поездом выехал в Москву.

3. Бродяжничество

Общий вагон поезда Москва-Тбилиси. Билет до Харькова в надежде, что дальше удастся проехать «зайцем». Однако, где-то в Донбассе «зайца» ссадили, и до Ростова пришлось ехать то на крыше, то на переходных площадках этого же поезда. Со времен войны на всех пассажирских поездах прорезиненный материал «гармошек» переходов был ободран и площадки оставались открытыми, а нерабочие тамбуры заполнены «зайцами». После Ростова один из таких тамбуров оказался свободным и я «захватил» его с помощью изготовленной мною ещё летом копии стандартного ключа для замков дверей пассажирских вагонов. Теперь как «хозяин» (обладатель ключа) впустил в тамбур несколько знакомых «зайцев»-попутчиков, с которыми расстался в Самтредиа. Они были благодарны, что ехали в относительном тепле, а не на продуваемых холодными ветрами переходах и крыше.

Встретился со знакомыми инвалидами и стал помогать им торговать на рынке солью и таранкой, которые мы перекупали у проводников поезда Астрахань-Батуми. Втроем жили в комнате, снятой в частном доме у грузинской семьи. После очередного запоя моих фронтовиков уехал от них на Украину.

Засуха лета 1946 года охватила Украину, Поволжье и юг России. Получилось, что я из благодатного Закавказья зимой угодил в голодную Украину. Но… мне в очередной раз повезло.

В Чернигове на вокзале познакомился со спекулянтами — бывшими фронтовиками, которые ехали за зерном в Литву. Им был нужен в качестве помощника шустрый мальчишка (внешне я был похож на 14-летнего подростка). Приехали в Паневежис, на рынке дешево купили несколько пудов зерна и в обратный путь. Билетов, конечно, мы не приобретали, а мой ключ позволял «комфортно» ездить в нерабочих тамбурах. После реализации зерна мне почти ничего не досталось и я, обидевшись, бросил своих партнеров и сам укатил в Паневежис.

На вокзале меня задержали и с другими пацанами из детской комнаты милиции направили в детский приёмник. Огромную массу беспризорных и безнадзорных детей пополнил голод 1946-47 годов: кто-то сам сбежал из дома, кого-то отпустили родители или даже выгнали, чтобы не умер от голода, кто-то по счастливой случайности не умер, но остался сиротой. Повсюду Министерством внутренних дел были организованы дополнительно детские приёмники-распределители. В Паневежисе я попал в недавно открытый детский приёмник.