Читаем Трагедия казачества. Война и судьбы-2 полностью

Многие наши каторжники вытребовали право на поселение вне «зоны», чтобы лишь раз или два отмечаться в комендатуре. К ним приехали семьи, и они стали жить как на вольном поселении. А у меня ни семьи, ни жены… Требовать переезда матери в Заполярье я и не думал. Моя двоюродная сестра из Минеральных Вод познакомила меня с одной незамужней молодой женщиной, с которой мы потихоньку переписывались. Вот мне и подумалось попросить ее приехать ко мне. К этому времени нам разрешили свидания с родными и близкими. Был построен специальный дом для свиданий, которые были двух видов. Если приезжали родители, то давался отпуск на три-четыре дня и отводилась общая комната для свидания. Если приезжала жена, то предоставляли отдельную комнату, где до семи дней можно было жить вместе днем и ночью. Теперь, когда моя «заочница» (так у нас назывались женщины, с которыми мы были знакомы, не видя друг друга) согласилась приехать, надо было придумать, что она моя жена. Ведь неинтересно приехать посмотреть на меня и поговорить в общей комнате. А как придумать? Долго я ломал голову над этой проблемой и придумал. Написал ей так: «Возьми отпуск, своей рукой напиши справку, что ты, Иванова Раиса Назаровна, находишься в очередном трудовом отпуске и едешь в город Воркуту… Пропусти одну чистую строчку, а дальше — подпись председателя сельсовета. Когда же он подпишет, дома, этой же ручкой и опять своей рукой на пропущенной чистой строчке допиши: «На свидание к мужу Петрову Михаилу Александровичу».

И вот, где-то в апреле 1954 года, я только после работы пришел в барак, хотел ложиться спать — вбегает друг и громко кричит:

— Петров!! Жена приехала!

Хотя мы и договаривались, но я не думал, что так все быстро произойдет. Бегу на вахту по снегу — у нас еще стояли сугробы высотою два-три метра. Из-за последнего сугроба выглядываю. За вахтеркой стоит ко мне в профиль молодая женщина и рассматривает нашу шахту. Постояв с минуту, подхожу.

Она поворачивается ко мне, и мы впервые рассматриваем друг друга. Наконец она промолвила:

— Ну, точно, как у мамы на фотографии, — (перед поездкой она навестила мою мать).

Я просовываю сквозь сетку ограды руку и говорю:

— Ну, здравствуй, пока через проволоку.

Тут она передала мне справку, которую сделала так, как я говорил. Вахтер мне выписал пропуск на главную нашу лагерную контору, выпустил меня, и мы пошли. По дороге обсудили последнюю проблему — могут спросить: а почему жена Иванова, а муж Петров? Договорились так: во время войны все погибло. Она посчитала меня погибшим и при выписке дубликата документов взяла свою девичью фамилию. Пришли к дому для свиданий. Ее поместили временно в общей комнате, а я, написав заявление на разрешение свидания, пошел к начальнику лагеря. У него было какое-то производственное совещание, и я, прождав с полчаса, вошел в контору, извинился за беспокойство и сказал:

— Приехала жена и стоит на морозе.

Все притихли. Майор Птухин взял мои бумажки — заявление и справку — и стал читать верхнюю. Потом переложил бумажки, стал читать другую, потом опять первую…

Стояла гробовая тишина. Я слышал, как у меня сердце стучало. Раза четыре он перекладывал бумажки, а я стоял ни живой, ни мертвый. Наконец, он взял ручку и стал что-то писать. А что — не знаю… Отдал мне. Я говорю:

— Спасибо, — а сам еще не знаю за что.

Вылетаю из конторы и читаю резолюцию: «Разрешаю личное свидание на семь суток». Расстояние от конторы до дома для свиданий было метров восемьдесят. Я его пролетел в два прыжка. Вручаю начальнику дома для свиданий заявление; он дает мне ключи от комнаты № 7. Забираю свою «жену», заходим в комнату. Раиса моя в слезах. Она видела, как я летел. Мы обнялись, поцеловались и… заплакали…

Минут двадцать ушло на успокоение. Теперь уже, оставшись вдвоем, мы «капитально» рассматривали друг друга. Радовались, что вся наша затея окончилась хорошо. Раиса привезла с собой килограмма четыре свежих помидоров. Я взял штук пять и отнес начальнику дома свиданий. При виде свежих помидоров у него глаза округлились. Это же что-то невероятное — Заполярье и… свежие помидоры. Он с величайшей радостью принял подарок, сказав:

— Сейчас же отнесу детям. Вот будет радости!

А мне сказал:

— Сколько вам будет нужно, столько и живите. А резолюция на заявлении — это ерунда… Я здесь начальник.

Перейти на страницу:

Все книги серии Вторая мировая, без ретуши

Похожие книги

100 великих деятелей тайных обществ
100 великих деятелей тайных обществ

Существует мнение, что тайные общества правят миром, а история мира – это история противостояния тайных союзов и обществ. Все они существовали веками. Уже сам факт тайной их деятельности сообщал этим организациям ореол сверхъестественного и загадочного.В книге историка Бориса Соколова рассказывается о выдающихся деятелях тайных союзов и обществ мира, начиная от легендарного основателя ордена розенкрейцеров Христиана Розенкрейца и заканчивая масонами различных лож. Читателя ждет немало неожиданного, поскольку порой членами тайных обществ оказываются известные люди, принадлежность которых к той или иной организации трудно было бы представить: граф Сен-Жермен, Джеймс Андерсон, Иван Елагин, король Пруссии Фридрих Великий, Николай Новиков, русские полководцы Александр Суворов и Михаил Кутузов, Кондратий Рылеев, Джордж Вашингтон, Теодор Рузвельт, Гарри Трумэн и многие другие.

Борис Вадимович Соколов

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное