Трагедия казачества. Война и судьбы-5

Я думал, что моя топографическая работа прекратится с окончанием нефтепровода, но одно думает гнедой, а другое — тот, кто его седлает. И я остался в подчинении Александра Александровича. Даже Анацкий не возражал. Объяснялось это просто: с окончанием основного объема земляных работ на нефтепроводе в Нижне-Амурлаге освободилась огромная масса неквалифицированных заключенных-землекопов. Чтобы не допустить простоя такого количества заключенных, нужно было немедленно начать земляные работы по упомянутой мной выше железной дороге. Ясно, что при больших объемах работ и технологии, описанной еще Н. Некрасовым в его «Железной дороге», это легко было организовать, но трасса была совершенно не готова к разворачиванию фронта работ: для разбивочных работ нужны были геодезисты, а их не было. Имеющимся штатным вольнонаемным топографам быстро подготовить хоть какие-то участки для немедленного начала земляных работ было не под силу даже при любых стахановских темпах их работы. Вот и решено было и меня подключить к этой сверхсрочной работе.

Меня это не обрадовало: я не знал, что от меня требуется, и не был уверен, что я это в состоянии сделать. Ведь то, что я делал на нефтепроводе, и что многие считали работой топографа, на самом деле ею не было, а было просто геометрической работой хорошего десятиклассника. Правда, работа была большая, и я ее сделал, но от этого топографом не стал. Здесь же, на железной дороге, от топографа требовалось много работы по разбивке трассы с применением теодолита и нивелира, о которых я до этого времени и понятия не имел. Да и никакого практического опыта по непосредственному строительству сооружений железной дороги, кроме тех каменных нор на Амгуни, у меня не было.

Пришлось начинать с азов, но по-настоящему. Мой шеф научил меня работать с теодолитом и нивелиром и прочел лекцию о насыпях, выемках, откосах, грунтах и их свойствах и еще о куче всяких полезных вещей и явлений. Кроме того, он дал мне для повышения квалификации пару справочников, и я начал.

Начало было трудным. Не буду объяснять читателю, что такое переходные кривые, я и сам не сразу это понял, но разбивку надо было делать: землекопам надо было копать, а лопаты и тачки не могли ржаветь в бездействии. Советская власть допустить этого не могла.

Сижу, мучаюсь, вычисляю координаты разных точек кривой, чтобы завтра забить колышки в нужном месте. Входит Александр Александрович, видит мою деятельность.

— Что ты делаешь? — удивленно спрашивает.

— Вычисляю точки.

— Вижу, но зачем ты затеял такую считанину? Есть же таблицы.

— Да так, захотелось просто так, для интереса!

— Ну, ну, давай, давай.

У меня не хватило храбрости сказать ему, что таблицы я в справочнике нашел, но сообразить, как ими пользоваться, не сумел. Ведь справочник — это не учебник, он для знающих людей, которые знают, что обозначают все эти альфы, беты, гаммы и прочие тэты.

К следующему его визиту я все-таки признался, он мне кое-что объяснил, и я больше такими фокусами не занимался.

В любом нормальном строительстве с большим объемом земляных работ геодезист заранее производит разбивку, ставит все разбивочные знаки, указывает отметки, и рабочие, придя на объект, сразу берутся за лопаты и кирки. Так везде, но не в ГУЛАГе. С моей благородной статьей я мог выходить из зоны в общей колонне под конвоем, добираться до места работы и там уже соображать, что к чему.

Я начал выходить на объекты, но уже на третий раз попал в скандальную историю. Колонну человек в триста водил начальник конвоя, старший сержант, который буквально изводил в пути колонну. В той всем известной «молитве» есть такие слова «…в пути следования не растягиваться, не курить, не разговаривать…» и т. д. Все конвоиры прекрасно знают, что колонну такой численностью не проведешь два километра в полном молчании. К тому же, если конвоир начинает делать замечания по пустякам, он обязательно нарвется на соответственно расцвеченные ответы, да еще сразу от многих «собеседников», для которых это своего рода развлечение. Так что большинство конвоиров не обращают внимания на разговоры в строю, если это, конечно, не превышает разумные пределы.

Этот старший сержант был другим человеком. Он регулярно укладывал всю колонну на землю (а уже был снег, хотя больших морозов не было) и открывал пальбу из автомата прямо над головами, если команда «Ложись!» не выполнялась, по его мнению, достаточно быстро. А потом, уже над лежащими, еще добавлял стрельбу, так как и лежащие уже заключенные замолчать, конечно, не собирались.

Когда я вышел в третий раз на объект в составе этой колонны, он уложил всю колонну два раза по дороге туда и два раза по дороге обратно. Просто садист был какой-то.

Когда это произошло еще пару раз, воры в законе, а их в это время на лагпункте было пять человек, собрались на сходку и приняли решение, о котором вечером сообщил на пресс-конференции один из них, собрав всех бригадиров.