Трагедия ленинской гвардии, или правда о вождях октября

«Українському Консулові Веселовському

Украінськаго громадянина

Льва Олексіевича Балицкого

ЖАЛЬБА

В кайданах, в неволі, на чужбиі, в тюрьмі, як співаеця в наших піснях, гинут и пухнут з голоду без вини наші Українці в «Крестах».

Сидю и я тут три тиждня, не по обвіненію, а по подозренію, хоть для цего нема ніяких ні основаній, ні прічин, сидю тут я з своїм рідним братом Петром (клітка 789); він тож сидить «по тому же подозренію», хоть він ничого на світі не бачить, окрім своїх книжок, бо готовиця до профессури.

Я ж основав первіе в Россіи курсы сельского законовіденія и зкономіи, сельскохозяйственно-гидротехнічне средне учіліще, огнестейкаго сельского строительства; также бухгалтерскі курси, гімназію и др. и все це я хочу перевести на Україну з цего ж року, бо богацько моїх ученіков — українці, а останни ученіки дали своє согласіе з радістью зкінчити курс свій иза голоду в Петрограді и вони поідут з школой куда я захочу. Я ж сидю в «Крестах» и не можу по цему делу ничого робити. О россійских ділах і полїтїке я не хочу навіт думати, а не то що «контревлюціеі» заніматїся…

По сему широ и ласкаво прохаю підмоги и оборони нам з братом внити на волю, на поруки, а бо під роспіску о невіизді з Петрограда до суда, окрім всего моя жінка слаба, у мене родився син, котораго я ще и не бачив, а дитинка моя дуже слабенька (семимісячна) и я боюсь, що вона умре и я не взгляну навіть на свого первенца.

Лев Баліцкій.

P.S. Германьско консульство за своїх стоіт, ино іх і не держат довго, маєм надію що і наше консульстве не дасть нас в обіду»^{288}.

Грех иронизировать над человеком, томящимся в застенке Петроградской ЧК, но право же, нельзя без улыбки перечитывать эту смесь украинских и искалеченных русских слов, которую Лев Алексеевич почему-то считает украинским языком…

Впрочем, что ж…

В застенках Урицкого и не мог человек заговорить по-другому, не самое лучшее это место, чтобы вспоминать «рідну мову»…

Но если с языком и возникают проблемы, то со смыслом тут все было правильно. Страдания «на чужбіні», «в кайданах» «нашего украінца» да к тому же не чающего увидеть свою «дитинку», растрогали Генерального консула Украинской державы, когда он увидел фамилию Балицкого в списках заложников.

Скоро в ЧК на бланке консульства поступил запрос о Л. А. Балицком:

«Имею честь просить о принятии мер к немедленному освобождению означенного украинского гражданина.

Если же к нему предъявлено какое-либо обвинение, то допустить к обозрению следственного материала лицо, уполномоченное на то Генеральным консулом»^{289}.

То ли этот запрос консула Весельковского, не желающего уступить своему германскому коллеге, который «за своix стои́т», сыграло роль, то ли просто, как написано в постановлении, «ввиду того, что необходимость в заложниках в настоящее время почти миновала»^{290}, Лев Алексеевич Балицкий в ноябре 1918 года был освобожден из-под ареста.

Вот, кажется, и вся история о том, как удалось человеку вырваться из смертных списков, сочиненных тт. Бокием и Иоселевичем. Правда, завели его в здание на Гороховой молодым приват-доцентом Петербургского университета, бывшим членом Главной Палаты Русского Народного Союза им. Михаила Архангела, а выпустили беспрерывно проливающим слезы стариком, невразумительно бормочущим свои жалобы на некоем петербургско-украинском наречии…

О такой судьбе, увы, не спiваецца ни в каких пiснях…

5

Не спiваецца ни в каких пiснях и о том, что происходило в июле 1918 года в Екатеринбурге…