Трагедия Ромео и Джульетты

Святой Франциск! Вот это перемена!
А как же Розалина? Вдохновенно
Её любил ты… Мальчиков любовь,
Не сердцем, а глазами входит в кровь.
Святая дева! Вспомни слёз потоки
По Розалине лившие на щёки!
Зачем впустую тратить столько соли,
Чтоб ковырнуть лишь кушанье, не боле?
Не разогнало солнце вздохов тучи112

,В моих ушах стоит твой стон могучий,
А на щеке ещё заметен след
Слезы от той любви, которой нет.
Когда б ты был собой, то и в помине
Не разочаровался б в Розалине.
Ты изменился? Повтори-ка, ну же:
Жена слаба, коль нету силы в муже.

РОМЕО:

Но и за Розалину ты ругал…

БРАТ ЛОРЕНЦО:

За то, что не любил, а обожал.

РОМЕО:

Советовал любовь похоронить…

БРАТ ЛОРЕНЦО:

Но так, чтобы другую не отрыть113

.

РОМЕО:

Прошу не надо, больше не злословь.
Теперь со мной ответная любовь.
Не то, что раньше…

БРАТ ЛОРЕНЦО:

Просто раньше та
Узнала, что любовь твоя пуста.
Ну ладно, флюгер114

, подведём итог.Причина есть, чтоб я тебе помог,
Ведь ваш союз удачным может быть
И гнев отцов любовью усмирить115.

РОМЕО:

Так поспешим же! Мне совсем неймётся!

БРАТ ЛОРЕНЦО:

Терпенье! Кто спешит, тот и споткнётся.

(Уходят)

Сцена IV

Улица

Входят БЕНВОЛИО и МЕРКУЦИО.

МЕРКУЦИО:

Куда запропастился наш Ромео?
Он дома этой ночью так и не был?

БЕНВОЛИО:

Не у отца. Я расспросил слугу.

МЕРКУЦИО:

Похоже, бессердечье Розалины
Его изводит просто до безумья.

БЕНВОЛИО:

Тибальт, родня седого Капулетти,
Ему письмо прислал в отцовский дом.

МЕРКУЦИО:

То вызов!

БЕНВОЛИО:

И Ромео даст ответ.

МЕРКУЦИО:

Любой ответит, кто писать умеет.

БЕНВОЛИО:

Нет, он ответит хозяину письма, как тот, кому был брошен вызов.

МЕРКУЦИО:

Увы, Ромео бедный, он уже мертвец, пронзённый чёрным взглядом бледной девки, застрелен в ухо песней о любви, пронзён стрелой слепого Купидона в самое сердце. Разве тот он человек, кто может противостоять Тибальту?

БЕНВОЛИО:

А что такое этот твой Тибальт?

МЕРКУЦИО:

О, больше, чем Принц Кошек116, уверяю. Отважный мастер всяких церемоний. Он бьется так, как ты поёшь, по нотам – следя за тактом, расстояньем и размером. Короткий сбой, раз-два, а три уж точно в сердце! Любую пуговицу по заказу срежет. Он дуэлист! И дом117 его первейший. Сторонник он обоих оснований118. Бессмертное пассадо119! Пунто реверсо120! Хай121!

БЕНВОЛИО:

Чего?

МЕРКУЦИО:

Чума на это шутовство, на эти шепеляво-вычурные кретинизмы, на этих модулянтов слов пустых. «О Боже, достойнейший клинок! Какой высокий дух! Он сука тот ещё!». Ну разве это не прискорбно, старина, что мы страдать должны от этих мушек иноземных, от этих модников, пардонщиков122, так высоко витающих, что сесть не могут на старую скамью? Кругом одни бубоны123!

Входит РОМЕО.

БЕНВОЛИО:

А вот и наш Ромео! Вот и наш Ромео!

МЕРКУЦИО:

В нём не осталось и икринки, как в вяленой селёдке. О, эта плоть, что приняли за рыбу! Зато теперь он весь в стихах, что лились из Петрарки. Лаура124 по сравненью с его дамой – кухарка (хотя её любовник сочинять умел получше), Дидона – та неряха, Клеопатра – цыганка125, Елена и Геро – никчёмные потаскухи, Фисба была как будто сероглаза, но бесполезна. Синьор126 Ромео, бон жур! Твои приветствую французские штаны. Неплохо ты вчера, похоже, нализался.

РОМЕО:

Всех с добрым утром. Нализался? Я?

МЕРКУЦИО:

Да улизнул же, улизнул! Не понял шутки?

РОМЕО:

Пардон, Меркуцио, дружище. Но дело было крайне важным. В подобном случае любой раздвинул бы границы этикета.

МЕРКУЦИО:

Ну, в твоём случае любой поджал бы ляжки.

РОМЕО:

В смысле, в реверансе?

МЕРКУЦИО:

Ты угодил в десятку.

РОМЕО:

Наилюбезнейшее описанье.

МЕРКУЦИО:

Я – сам цвет любезности.

РОМЕО:

Цвет как «цветочек»?

МЕРКУЦИО:

Точно так.

РОМЕО:

Тогда вся помпа127 у меня в цветочек.

МЕРКУЦИО:

Прекрасно сказано! Со мною острословь, пока вся эта помпа в хлам ни превратится, тогда под ней останется острота, выдающаяся в своей исключительности.