Дейч вспоминал: «в ночь с 26-го на 27-е мая 1878 года под видом коридорных часовых он вывел нас
[— Бохановского, Дейча, Стефановича] из тюрьмы».[673]Сам Фроленко сформулировал очень скромно: «став ключником, вывожу всех трех очень удачно, без всякого шума
».[674]«Целую неделю /…/ провели они на Днепре в лодке, гребя по очереди до Кременчуга, где Осинский снабдил их паспортами и деньгами
».[675]Осинский и Фроленко доставили беглецов из Кременчуга в Харьков, откуда уже не принимавший участия в киевских делах М.Р. Попов проводил их до Петербурга. А уже оттуда Зунделевич вывез эту троицу за границу.
Но эффект на публику произвело не только столь сенсационное бегство, но и другие составные части операции, спланированной Осинским.
Буквально через несколько часов после того, как беглецы отчалили на лодке, уже днем 27 мая, посреди Киева сообщник Осинского и Фроленко «Попко убивает жандармского полковника Гейкинга
».[676]Почти так же пишет и другой историк, А. Тун: «заколот кинжалом на улице киевский жандармский полковник барон Гейкинг, о виновности которого сами революционеры были различного мнения. Собственно говоря, он был убит только за то, что был жандармом, хотя никаких особенных жестокостей за ним не числилось
».[677]На самом деле барон Г.Э. Гейкинг, умерший от ран через два дня, был не полковником, а ротмистром — чин, соответствующий армейскому капитану.
Неодобрительно об этом убийстве отозвался Тихомиров: «убийство Гейкинга было большой мерзостью. Этот Гейкинг совершенно никакого зла революционерам не делал. Он относился к своей службе совершенно формально, без всякого особого усердия, а политическим арестованным делал всяческие льготы. Его «политические» вообще любили, и Гейкинг считал себя безусловно в безопасности. Но именно потому, что он не берегся, его и порешили убить. «Комитету» нужно было чем-нибудь
заявить о своем существовании, а между тем у него не было средств для какого-нибудь сложного убийства, не было ни людей, ни денег, что необходимо для всякого такого «дела». Итак, нужно было что-нибудь очень легкое. Но нет ничего легче, как убить Гейкинга, который всем известен в лицо и ходит по улицам, не остерегаясь. Его и убили, а потом наврали в прокламации, будто он был жесток, и за это, по решению «Комитета», «казнен». Жена Гейкинга, дотоль очень либеральная, была так возмущена этой подлостью, что возненавидела революционеров, и еще долго потом считалось опасным попасть ей на глаза — «донесет».»[678]Но Осинский считал нужным громогласно раструбить обо всех этих подвигах. Об этом тоже довольно мрачно пишет Дебогорий-Мокриевич — прежний лидер «бунтарей»: «Попко, член Одесского кружка, убил в Киеве жандармского офицера Гейкинга. /…/ ряд террористических дел следовали одно за другим и совершенно изменили характер нашего движения. /…/