Трагедия русского Гамлета

Однажды император, устремив испытующий взор на Палена, сказал ему: «Я получил известие, что против меня задуман заговор». — «Это абсолютно невозможно, государь, — ответил генерал, улыбаясь со свойственным ему видом добродушия и искренности, — ведь нужно, чтобы я в нем участвовал». Этот ответ успокоил Павла. Говорят, однако, что несколько анонимных писем все-таки возбудили подозрения императора, и накануне, своей смерти он велел тайно вызвать в Петербург Аракчеева, чтобы ему доверить пост генерал-губернатора Петербурга и выслать Палена. Прибудь Аракчеев вовремя в столицу — в Петербурге произошли бы самые трагические события. Это был человек преданный духу приказа, поведения, мелочей, обладая энергией, которая порой становилась зверством. Вместе с Аракчеевым явился бы и Ростопчин, и Павел, вероятно, был бы спасен. Отправив всех в ссылку, он тогда был окружен только идиотами, которым были даны первые места в правительстве. Таков был князь Куракин, человек добрый, но ограниченный, стоявший во главе иностранных дел; некий Обольянинов, в котором не замечалось никакого следа понимания или таланта, занимал важное место генерал-прокурора, стоял во главе общей полиции и администрации империи — только потому, что он когда-то управлял гатчинскими землями. Наконец, самым доверенным и близким к императору лицом был граф Кутайсов, бывший брадобрей Павла и состоявший тогда шталмейстером и андреевским кавалером. Это был не злой человек, но беспечный, любивший пожить, у которого, когда его арестовали, на другой день смерти его господина, в кармане камзола найдены были письма, сообщавшие подробный план заговора и список всех его участников. Но Кутайсов даже не распечатал этих писем, сказав очень спокойно: с Ну, дела можно отложить и до завтрашнего дня. Он положил их в карман, не читая, чтобы не прерывать обычных вечерних и ночных наслаждений.

Император Павел только что окончил постройку Михайловского дворца.[129] Этот дворец, собственный замысел Павла, стоивший громадных денег, представлял собою тяжелое массивное здание, похожее на крепость, в котором император считал себя совершенно безопасным от всяких случайностей.

«Я никогда не был столь доволен, никогда не чувствовал себя более покойным и счастливым», — говорил он с удовлетворенным видом приближенным после того, как устроился в своем новом, едва оконченном дворце. Там он воображал себя в полнейшей безопасности; и никогда еще он не был более самовластен и безрассуден. Там он соединял беспорядочные наслаждения с полнейшим всемогуществом, которым, как ему казалось, он обладал и которое готовились у него похитить.

Заговор, как я уже говорил, был всеобщий, но еще не получил воплощения. Необходим был толчок, который должен был оживить и сделать его реальным, и толчком этим служило согласие, вырванное у великого князя Александра. Граф Панин находился в ссылке в Москве, в Петербурге же все нити заговора находились в руках Палена и Зубовых. Последние, как известно, были недавно возвращены из ссылки и осыпаны милостями Павла, который полагал, что ему нечего ни бояться их в своем новом замке, ни отделываться от них, и желал их привлечь благодеяниями.

Тем временем Пален и Зубовы под разными благовидными предлогами вызвали в столицу многих генералов и офицеров, которых они считали своими единомышленниками. Губернатор столицы относился без всякой строгости и к тем, которые вернулись в нее без позволения. Многие сановники и генералы были также приглашены в Петербург императором для присутствования на празднествах по случаю бракосочетания одной из великих княжон. Пален и Зубовы не замедлили воспользоваться и этим, чтобы войти в сношение с многими из этих лиц и узнать их образ мыслей, не открывая им, однако, подробностей заговора. Такое положение вещей не могло, однако, продолжаться долго. Всякий донос, даже без достаточных доказательств, и малейшая нескромность могли навести императора на след. До крайности подозрительный, он уже обнаруживал (так, по крайней мере, казалось) в вырывавшихся у него словах и в образе действий тревожные знаки недоверия и беспокойства, которые в ту или иную минуту могли заставить его принять ужаснейшее решение. Ходили слухи, что он уже сделал тайное распоряжение о вызове в Петербург Аракчеева и Ростопчина. Первый из них находился в это время в своем имении недалеко от Петербурга и мог прибыть в столицу в 24 часа. Если бы эти два человека находились около императора Павла, он мог бы некоторое время в полной безопасности продолжать еще свои причуды, которые они постарались бы умерить и уменьшить; но, по всей вероятности, старания их остались бы напрасными, чтобы остановить жестокости, которые он желал применить к нескольким членам императорской фамилии. Положение заговорщиков становилось действительно опасным, и всякое промедление, всякое колебание угрожало теперь страшными бедствиями.