Трагедия Русской церкви. 1917–1953 гг.

Судьба и личность Николая II отмечены печатью высокого трагизма. Его главное сердечное устремление – воссоединиться с русским народом, перебросить мост через ту пропасть, которую Петр I выкопал между царем и Россией. Ради этого Николай II не побоялся пойти на разрыв с «царской дружиной» – с дворянством – и обратился к Церкви в надежде, что она поможет ему стать народным царем. Это было покаяние самодержавия перед народом – за грехи Петра и его наследников. По существу, это была попытка создать государственный строй нового типа, коренящийся в глубокой традиции и в то же время отвечающий требованиям исторического возраста русского народа. Создать новую, народную монархию Николай II так и не успел, но своей главной цели – воссоединения с Русью – он все же достиг, если не в жизни, то в смерти: он пролил кровь за нее и вместе с ней.

Революция, «перепахавшая» до основания все пласты народного бытия, поневоле вскрыла самые глубокие корни той духовности, которую веками насаждала и взращивала в русском народе православная церковь. И прежде всего выявилось, что сама Церковь оказалась в своем ядре действительно «Святой церковью», «новым народом», Христовым человечеством, разделившим жертвенную судьбу своего основателя и главы. Но Церковь существует не сама по себе, она существует в народе, или в «народах» (Откр., 21: 24). Если есть народ как некое единое целое, то можно сказать, что у этого народа есть и единая душа – в каком бы смысле это ни понималось, реальном или метафорическом. Народная душа не свята, она грешна, как и душа отдельного человека, она лишь может стремиться стать святой, она нуждается в просветлении, покаянии и спасении. В годы тяжких искушений лучшее, что было в русском народе, проявилось вместе с худшим; но духовная сердцевина народа, сама святая Русь, пронизанная фаворским светом Божьего храма, не отреклась и не отпала от Христа и Его Церкви.

Главным, стержневым символом народного сознания был православный царь. Он переживался как глава и средоточие самого народа, одной из семей человечества, спасающихся во Христе и принявших на себя духовное водительство Церкви. Последний русский царь, оказавшийся, быть может – хотя и это спорно, – несостоятельным как государственный деятель, как практический устроитель народной жизни, отрекся от власти и связанной с ней ответственности. Одни увидели в этом вину царя, другие – собственную вину, третьи – вообще ничего не увидели, кроме «исторической закономерности». Но вот что несомненно: царь не отрекся от своей роли как средоточия народной совести и народной души. Вместе со всей святой Русью, духовно оставаясь во главе ее, он принес себя в добровольную и осознанную жертву. И размышляя о нравственном облике его личности, вспомним слова апостола:

«Взирая на кончину их жизни, подражайте вере их» (Евр., 13: 7).

Тема революции – Царство Божие на земле. Революция духа заключалась в том, что Бог или «идея Бога» был признан продуктом, символом народного самосознания, когда-то полезным, но теперь устаревшим, ставшим помехой повзрослевшему человечеству. Революция духа – в утверждении: «Бог умер».

Поставленное целью революции всечеловеческое братство – коммунизм – лишь условно может именоваться «Царством Божьим», но энергия вековых чаяний человечества, сосредоточенная на этом Царстве, была использована для попытки самостоятельного, без Бога, построения счастливого будущего. В этих условиях делом спасения для христианина и для христианского народа было сохранить веру и верность прежнему, Единственному Богу, Который только и может быть Творцом Своего Царства. И русский царь – глава и средоточие народа – стал исповедником и свидетелем этой верности. Как в древности говорили на Руси:

«Народ согрешит, царь умолит; царь согрешит – народ не умолит».

Этот царь – умолит.

«Если начаток свят, то и целое» (Рим., 11: 16):

если царь свят – значит, в сердце своем свят и весь народ.

В чем же тогда причина бедствий, постигших Русскую землю? Во внешней враждебной силе или в неумолимой власти исторических закономерностей? Нет, отвечает патриарх Тихон, в собственном грехе народа. И в этом признании народного греха – не хула, но возвышение народа, свидетельство о его свободе и ответственности, призыв к покаянию и очищению:

«Еще продолжается на Руси эта страшная и томительная ночь, и не видно в ней радостного рассвета. Изнемогает наша Родина в тяжких муках, и нет врача, исцеляющего ее.

Где же причина этой длительной болезни, повергающей одних в уныние, других в отчаяние?