Трагедия Русской церкви. 1917–1953 гг.

Существенно иной характер имеют две другие силы, вступающие в борьбу с христианством: свободные в своих действиях, они представляют собой скорее силы «добра без Христа» (выражение преподобного Серафима Саровского). Не запретные и не преступные сами по себе, они подлежат осуждению и ограничению лишь в том случае и в той мере, в какой прибегают для достижения своих целей к прямому и непосредственному преступлению. В евангельском повествовании эти силы представлены «сатаной», который во время «искушения в пустыне» (Мф., 4: 1–11) предлагает Иисусу альтернативный (отнюдь не преступный, хотя и глубоко ложный) путь спасения человечества; и Понтием Пилатом – носителем римской цивилизации, по сути своей безрелигиозной, построенной на человеческой деятельной энергии, законе и здравом смысле. По существу, тот и другой изменяют своим принципам и целям, содействуя прямым преступлениям: сатана из зависти вдохновляет апостола Иуду предать Христа (Ин., 13: 27); Понтий Пилат из страха за свое благополучие нарушает римский закон, потворствует «беззаконию», разрешив казнить явно невинного человека. Иисус не проклинает ни того, ни другого: с сатаной он вступает в диалог и отвергает его план спасения, а неверующему Понтию Пилату напоминает о Божественном источнике власти и закона. И тот и другой осуждаются не за свои программы или принципы, но лишь за конкретное преступление, которое ими совершено:

«Более греха на том, кто предал Меня тебе», – говорит Иисус Пилату (Ин., 19: 11).

Но при такой постановке вопроса мы не найдем в истории какую-нибудь организованную силу, полностью свободную от причастности ко злу: это относится также и ко всем без исключения христианским государствам и к исторической Церкви. Поэтому и в тех случаях, когда конкурирующие с Христом и Церковью силы оказываются вовлеченными в ряд конкретных преступлений, они все равно не могут быть осуждены и запрещены как целое; т. е. на основании отдельных нарушений закона не могут сразу быть объявлены преступными их принципы, цели, программы и организации.

Может быть, такое осуждение стало бы возможным, если бы христианство где-либо в исторической практике явило бы во всей полноте мирской жизни чистую силу добра, не запятнанную никаким грехом или преступлением. Но пока такая полнота не была явлена, Богоустановленная справедливость предоставляет конкурирующим силам возможность свободного состязания с христианством – выбор же между ними осуществляет человечество в ходе исторического процесса. И если Церковь, христианское государство, христианская общественность или отдельный христианин позволяют себе нарушать эту справедливость и объявляют преступлением само по себе несогласие со своими взглядами, другую веру или отсутствие веры, другую духовную или социальную программу, – то это ввергает в преступление самих христиан, с неисчислимыми и тяжкими последствиями для дела Христова. В этом смысле свобода убеждений и организаций (основной принцип либерализма) является не прихотью богоборческой воли, но Богоустановленным законом, нарушать который не позволено никому.

Пророчества апостола Павла и Иоанна Богослова, которые мы привели выше, служат духовным предостережением о том, что попытки спасения и земного устроения без Иисуса Христа могут в конечном счете привести к окончательному и полному союзу с преисподней – и тогда носители «добра без Христа» будут осуждены именно за это глобальное соучастие во всемирно-историческом преступлении: за всецелую поддержку Антихриста, как носителя несомненного и уже прежде осужденного злого начала. Если стремление к добру было искренним и отвержение Иисуса Христа было связано лишь с непониманием или маловерием, то ничто не помешает носителям добрых стремлений признать Христа, когда Он проявит Свою власть и справедливость очевидным для всех образом, как об этом пророчествует Апокалипсис. Если же скрытым двигателем этих стремлений была лишь гордыня эгоистического самоутверждения, то это и обнаружится в измене первоначальным целям, в союзе с силами преисподней против Христа.

И все же, несмотря на угрожающую опасность, никому не позволено выдавать возможное и лишь в исторической перспективе намечаемое преступление – за нечто уже свершившееся и подлежащее уже теперь осуждению и каре. Если даже сатану, «умыслы» (2 Кор., 2: 11) которого в основном определились, Христос не заключает в бездну до исполнения этих умыслов, то тем более нельзя подвергать преждевременному и несправедливому осуждению людей, впавших в заблуждение, но еще способных раскаяться, изменить свои намерения. Государство, в особенности христианское, получив право на применение силы против «злых дел» (Рим., 13: 4), призвано к соблюдению строжайшей справедливости; Церковь, более того, смягчает эту справедливость милосердием.