Трагедия с «Короско»

— Слушайте, Бельмонт, я должен вас предупредить, что эти молодцы, как только увидят, что их дело проиграно, тотчас же пристрелят нас, как дичь. Таков их обычай. Поэтому будьте готовы, постарайтесь справиться с тем подслеповатым парнем, что крив на один глаз; я беру на свою долю этого дюжего негра; вы, Стефенс, постарайтесь выбить ружье из рук вот того тощего парня; вы, Фардэ, comprenez-vous? Il est necessaire справиться с ними, прежде чем они успеют пустить в дело свое оружие, но… но… — его слова перешли в какой-то невнятный шепот, — это арабы! — проговорил он, с трудом ворочая языком; его голос до того изменился, что его нельзя было узнать.

Из всех тяжелых минут этого ужасного дня это была чуть ли не самая тяжелая. Женщины горько плакали, не скрывая своих слез, только один мистер Стюарт в бреду над чем-то от души хохотал, прислонясь спиной к бедру своего верблюда. Фардэ, закрыв лицо, плакал.

Арабы же приветствовали друг друга выстрелами в воздух и высоко размахивали над головой своими длинными копьями. Вновь прибывших было не так много, не более тридцати человек, но все они носили тот же красный тюрбан и белый бурнус с коричневой каймой. У одного из них было в руках небольшое белое знамя с красными буквами какого-то текста, но, кроме того, в этой группе арабов было нечто, что особенно привлекало внимание пленных. Сердца всех дрожали от волнения.

— Смотрите, мисс Адамс, — воскликнул Стефенс, — что это там в центре группы? Право, это женщина!

Действительно, на одном из верблюдов выделялась какая-то своеобразная фигура. Еще минута, ряды арабов разомкнулись, — и фигура женщины, белой женщины ясно предстала перед глазами туристов.

— Пароход наш был атакован! — воскликнул кто-то. — Это кто-нибудь из наших!

Бельмонт вскрикнул и кинулся вперед, позабыв обо всем на свете.

— Нора! Дорогая! — кричал он. — Не падай духом, я здесь, и все теперь хорошо!

Глава VI

Итак, «Короско» был захвачен арабами, и все надежды на спасение, все точные вычисления расстояния и времени — все это было напрасно, обманчивый мираж. В Хальфе никто не подымет тревоги до тех пор, пока не узнают, что пароход не возвратился. Даже теперь, когда Нил казался узкой зеленоватой полоской на самом краю горизонта, преследование арабов еще не началось. Как же слабы были их шансы на то, что египетская кавалерия успеет нагнать их и отбить у степных разбойников, тем более, что теперь уже оставалось не более каких-нибудь ста миль до страны дервишей! Всеми ими, за исключением Бельмонта, овладело тупое отчаяние. Между тем арабы обменивались приветствиями и сообщали друг другу о том, что было сделано той и другой стороной, с обычной своей сдержанностью и важностью, тогда как негры того и другого отряда скалили свои белые зубы и трещали, как сороки, — эти вечно добродушные и веселые негры, которых даже суровый Коран не смог лишить этого добродушия.

Предводитель вновь прибывших был седобородый, худой, аскетического вида араб, с ястребиным носом и пронизывающим взглядом черных жестоких глаз. Он держался высокомерно и надменно; все остальные относились к нему с особым почтением. При виде этого старого араба, драгоман жалобно застонал и безнадежно всплеснул руками.

— Это эмир Абдеррахман, — простонал он, — теперь я уже не смею надеяться, что мы останемся живы!

Для всех остальных имя Абдеррахмана ничего не значило, но полковник Кочрэнь, служивший некогда на Востоке, слыхал, что этот человек пользовался репутацией чудовищной жестокости и беспощадного фанатизма. Оба эмира некоторое время совещались между собой, затем они долго и упорно смотрели на кучку унылых пленных, причем младший из двоих что-то объяснял, а старший слушал с мрачным, бесстрастным выражением лица.

— Кто этот красивый седобородый араб? — спросила мисс Адамс, первая очнувшаяся от общего удрученного состояния.

— Это теперь их вождь и предводитель! — сказал полковник Кочрэнь.

— Неужели вы хотите сказать, что он теперь примет начальство над всеми нами и над тем другим, чернобородым?

— Да, леди, — ответил драгоман, — он теперь начальник над всеми!

— Что касается меня, то я предпочитаю быть в его власти, чем во власти этого чернобородого, — сказала мисс Адамс, глядя на племянницу. — Не правда ли, Сади, дорогая, ты теперь себя лучше чувствуешь, когда жара немного спала?

— Да, тетечка, не беспокойтесь обо мне, сами-то вы как себя теперь чувствуете?

— Я чувствую себя бодрее, чем раньше. Мне совестно, что я подавала тебе такой скверный пример своим малодушием. Но я прямо голову потеряла при мысли, что мне скажет твоя мать, которая доверила мне тебя… Боже мой, в бостонском «Геральде», вероятно, будет помещена заметка об этом! Боже мой…

— Ах, бедный мистер Стюарт! — воскликнула Сади. — Слышите, как он все время не перестает бредить! Посмотрим, тетя, не можем ли мы что-нибудь сделать для него?

— Меня сильно тревожит участь госпожи Шлезингер и ее ребенка, — сказал полковник Кочрэнь. — Я вижу вашу жену, Бельмонт, но не вижу никого больше!