Трагедия Цусимы

— Tenez, mon commandant! — горячился в разговоре со мной старший помощник. — Вот я — моряк коммерческого флота. Охотно возьмусь везти что угодно и во Владивосток, и в Порт-Артур. Но ведь не буду же я таким идиотом, чтобы, выходя из Марселя, иметь мои документы на блокируемые порта! Неужели поблизости к ним не найдется порта, а в этом порте торговой фирмы, которой можно было бы адресовать мой груз? Да на самом моём пароходе никто, кроме меня, не знал бы об истинном нашем назначении! Мои помощники, мой экипаж могли бы с чистой совестью, под присягой, показывать, что мы непричастны к военной контрабанде! Не говоря уже про документы! — ни одной компрометирующей бумажки!.. Вы скажете: — А военные припасы? пушки? — Какой вздор!.. Почему я не могу везти все это в Кьяо-Чау по заказу германского правительства?.. (Конечно, если германское правительство обещает содействие.) Несомненно, что так и поступают те, которые везут военную контрабанду в Японию… Контрабандистов надо ловить на последнем марше к порту назначения. Тогда — нет отговорок. Дело ясно. Но задерживать их за тысячи, даже за десятки тысяч миль от цели их плавания… Это — безумие! Это — полное отсутствие самого элементарного представления о крейсерских операциях!.. Ничего не выйдет, кроме недоразумений, и, простите, обидных для России недоразумений!..(Так и случилось в эпизоде с пароходом «Малакка».) Кто ведает у вас этим делом? Surtout, qui tient les cordons de la bourse?.. По-моему, тут не может быть двух мнений — или sancta simplicitas, которой все прощается (но тогда — это плохой выбор), или — c'est de la trahison… Я вам скажу больше: ваши «Терек», «Кубань», «Урал», которые при перечислении вспомогательными крейсерами в германский флот были бы вооружены каждый четырнадцатью 6-дюймовками, получили у вас какую-то игрушечную артиллерию, и любой авизо в 2–3 тысячи тонн, не уступающий им в скорости, может их уничтожить!.. Что это такое? В чем секрет? C'est de l'ignorance, ou de la bourse?..

Я не мог не любоваться этим, всегда спокойным и холодным, морским волком с лицом, сожженным солнцем (sunburnt, как говорят англичане), так волновавшимся, так близко к сердцу принимавшим ошибки людей, руководивших деятельностью морских сил de la nation amie et allise… Чрезвычайно характерно, что он даже не пробовал разбирать действия линейного флота, об этом он только расспрашивал; но что касается операций вспомогательных крейсеров, того поприща, на котором он сам должен был выступить в случае войны, тут, в этой сфере, он чувствовал себя вполне компетентным и, не стесняясь, высказывал свои мнения… Он не понимал… Нет! не понимал!.. — «Неужели не нашелся ни один самый простой, le plus ordinaire des vrais marins, который взял бы на себя смелость сказать самому императору: Sir, c'est pas ca!..»

Наивность почти трогательная…

— Et puis ces bruits qui courrent a propos de toute cette affaire! Que ce qu'il arrive? Que ce qu'on fait? Est-ce-vrai? Mon cher commandant! Dites! Dites!..

Но что сказать?.. Я сам ничего не знал достоверно, хотя, читая иностранные газеты, знакомясь со слухами, не мог не проникаться смутной тревогой за будущее…(Я не хочу забегать вперед, выписывать из моего дневника сведений, добытых мною позже.)

В Суэце Bernard Christian получил телеграмму (на французском языке): «Прямо Либаву, кратчайшим путем».

Посоветовались с приятелями, покопались в путеводителях, — длиннейший по расстоянию, но кратчайший по времени, оказался путь через Марсель.

Так и решили.

В Порт-Саиде, где пароход остановился для приемки угля, видели «Петербург» и «Смоленск». Только издали. Даже близко не подпускали. Они стояли, как зачумленные, оцепленные кордонами и с суши, и с воды… Впервые пришлось быть свидетелем такого унижения русского флага… Спасибо французам: они (это я узнал позже) организовали настоящую охрану с целью не допускать в наши руки местных английских газет, в которых «Петербург» и «Смоленск» en routes letters назывались пиратами, причем, во имя удовлетворения законного негодования цивилизованных наций и в пример прочим варварам, чтоб им впредь неповадно было, рекомендовалось выпустить эти крейсера в море и там расстрелять, утопить со всем экипажем, никому не давая пощады.

Мы простояли в Порт-Саиде только несколько часов (сколько помнится — с 9 ч. вечера до 2 ч. ночи) и пошли дальше.

В Средиземном море — не повезло. На следующий же день — поломка в машине. Починились своими средствами, но уже не могли давать больше 12 узлов, да и то несколько раз приходилось останавливаться и что-то подправлять… В результате — опоздали приходом в Марсель на целые сутки. Тут новая незадача… Мистраль так и рев`т. В гавань войти нельзя, а из-за стачки портовых рабочих для перевозки с парохода на берег пассажиров и их багажа компания могла добыть только два небольших буксирных пароходика, укомплектованных штрейкбрехерами. Нас с нашим ручным багажом свезли в тот же день, что же касалось вещей, сданных в багажный трюм, то получения их нельзя было ожидать раньше суток…