Трагедия в трех актах

Мистер Саттертуэйт спешно прикинул: можно ли как-нибудь вывернуться. И понял, что спасения нет. Здесь, на рыбацком причале, Мими Литтон Гор умело отрезала ему все пути к отступлению. Ох уж эти нынешние барышни, ни жалости в них, ни сострадания, а уж до чего энергичны, прямо страшно становится.

– Сэр Чарлз вбил эту мысль вам в голову, – сказал мистер Саттертуэйт.

– Ничего подобного. Она давно там сидела. С самого начала, если хотите знать. Поймите, все это случилось так внезапно, так страшно…

– Но ведь мистер Беббингтон был уже стар, не слишком здоров…

Мими решительно его прервала:

– Вздор! Он страдал всего лишь невритом и ревматическим артритом, да и то в легкой форме. От этого не умирают. Раньше у него не было никаких приступов. Он как то самое скрипучее дерево, которое сто лет стоит. А что вы скажете по поводу расследования?

– В общем, там не было обнаружено ничего.., э-э.., особенного.

– А что вы думаете о показаниях доктора Мак-Дугла? Сплошные медицинские термины, скрупулезно описаны все внутренности… Вам не показалось, что он просто страхует себя, обрушивая на следователя эту словесную лавину? Помните, что он там нагородил? «Не обнаружено ничего, свидетельствующего о том, что смерть не вызвана естественными причинами». Не проще было бы сказать, что мистер Беббингтон умер своей смертью?

– А вам не кажется, дорогая, что это просто казуистика?

– При чем здесь я? Поймите, доктор Мак-Дугл явно оказался в тупике, и его профессиональная дотошность – это ширма, за которой он укрыл свои сомнения. А каково мнение сэра Бартоломью Стренджа?

Мистер Саттертуэйт пересказал Мими кое-что из того, что изрек ученый доктор.

– Значит, и он просто отмахнулся… – в раздумье проговорила Мими. – Конечно, он человек осторожный… Наверное, все эти знаменитости с Харли-стрит таковы.

– Но ведь в стакане не обнаружили ничего, кроме джина и вермута, – напомнил ей мистер Саттертуэйт.

– Именно это и решило все дело. Тем не менее то, что произошло уже после следствия, вселяет в меня сомнения…

– Сэр Бартоломью, верно, что-то вам сказал?

Мистер Саттертуэйт вдруг почувствовал живой интерес к разговору.

– Не мне, а Оливеру. Оливеру Мендерсу, он был тогда среди приглашенных, правда, вы, наверное, его не помните.

– Напротив, очень хорошо помню. Вы с ним, кажется, в большой дружбе?

– Да, были. Правда, теперь мы с ним все время ссоримся. Он вступил в дело к своему дяде и стал, как бы это сказать, какой-то пресный, что ли. Правда, уверяет, что бросит службу и займется журналистикой – он неплохо пишет. Но я не верю в эти разговоры. Он хочет одного – разбогатеть. Это так противно, по-моему. Вы не согласны, мистер Саттертуэйт?

Он был растроган ее молодостью, ее детской самоуверенностью…

– Голубушка, – сказал он, – на свете так много противного! Так много противных людей, одержимых не только мыслью о деньгах.

– Да, правда, люди по большей части просто свиньи, – с готовностью согласилась Мими. – Вот почему я так горюю по мистеру Беббингтону. Понимаете, я его очень любила. Он меня готовил к конфирмации, да и вообще… И хотя во многом это, конечно, ахинея, но у него так славно все получалось. Видите ли, мистер Саттертуэйт, я на самом деле исповедую христианскую веру, не в такой степени, конечно, как мама – она не расстается с молитвенником, не ленится ни свет ни заря ходить к службе и все такое прочее. Нет, у меня это скорее от ума. И потом, христианство это же историческое явление. Церковь засорена павликианской ересью.., вообще там такая неразбериха. Но само христианское вероучение, по-моему, правильное. Поэтому я не могу, как Оливер, принять социалистическую идею. На самом деле наши взгляды во многом схожи – общественная собственность и все такое прочее, однако разница состоит в том, что.., впрочем, хватит об этом. Просто Беббингтоны – настоящие христиане. Не суют нос в чужие дела, никого не осуждают, ко всем добры и терпимы. Они пользуются здесь всеобщей любовью… Кроме того, Робин…

– Робин?

– Это их сын… Его убили в Индии… Мне.., я была им увлечена.

Мими прищурилась и устремила взгляд вдаль, на море…

Потом встрепенулась, возвращаясь мыслями к настоящему, к мистеру Саттертуэйту.

– Теперь вы понимаете, почему я так мучаюсь. А вдруг мистер Беббингтон умер не своей смертью, представьте только…

– Дитя мое! Послушайте…

– Вы же понимаете, как странно все получилось. Ужасно странно!

– Но вы только что говорили, что у Беббингтонов просто не могло быть врагов!

– В том-то и дело! Невозможно представить себе хоть сколько-нибудь правдоподобный мотив…

– Опять вы за свое! Ведь в коктейле ничего не обнаружили.

– А если ему что-то впрыснули под кожу?

– Ну, конечно, яд, которым индейцы в Южной Америке пропитывают стрелы! – подхватил мистер Саттертуэйт с добродушной насмешливостью.

Мими хмыкнула.

– Точно. Яд, не оставляющий следов. Видно, вам все это кажется детской выдумкой. Погодите, придет день, когда вы поймете, что мы правы.

– Кто это «мы»?