Трагедия в ущелье Шаеста

Громыхнули танковые пушки, но разрывы снарядов отозвались далеко слева. Потом застучали крупнокалиберные пулеметы, выбивая фонтанчики каменной крошки выше укрепления метров на пятьдесят. Мадьяр оценил артподготовку с закрытых позиций как начало штурма. Действительно, в поле зрения появились четыре танка и три бронетранспортера. Ему было отлично видно, как под прикрытием брони выдвигались персы. Конечно, азербайджанцев, как и другие народы, называют по-разному, но Мадьяру в тот момент больше нравилось слово «персы». Потомки великого Дария! Только вот наследники легендарного царя вели себя больше на западный манер. Жались к броне, ища защиты, не думая, что с флангов по их плотным рядам можно бить навскидку! Впрочем, и танкисты не горели желанием ближнего боя. Как только с позиции ударили пулеметы, персы попадали и открыли беспорядочный огонь из стрелкового оружия. Еще дважды выстрелил головной танк, коротко огрызнулись бронетранспортеры, а затем броня попятилась, оставляя лежащих пехотинцев под пулеметным огнем на пристрелянных ориентирах.

Наблюдая за этой «мутной» картиной, Мадьяр водил стволом «АКМ», выбирая, как он сам определил, достойную цель. Вот ему показалось, что один персидский воин вырвался намного дальше своих товарищей, к тому же стреляя с колена, а не лежа, уткнув голову в землю, как это проделывали его соратники.

И появился в мозгу Мадьяра «лазерный прицел». Будто струна соединила грудь чужого солдата с мушкой и прицельной планкой. Короткая очередь. Как учили. Три патрона. Хватит. Перса отбросило назад, лежавший рядом с ним солдат, пригибаясь, запрыгал к броне. Прицел растворился, а перед Мадьяром возникли другие глаза – из прошлого. Полные ужаса глаза чеченца за секунду до хлопков «вальтера». Вот оно как было, сообразил Мадьяр! Оказывается, не нужно запоминать. Само всплывет. И, как ни странно, его охватил почти охотничий азарт. Ночью он попытался разобраться в новом чувстве, не боясь его, не порицая, просто исследуя. Получилось не сразу.

В Афганистане его однажды едва не вывернуло от вида убитого «духа». В Грозном выстрелы в упор вызвали, пусть запоздалое, отчаянье и мертвящую пустоту в груди. А здесь всего-то учащенно забилось сердце.

Смущало то, что не было опоры – ненависти. В Афганистане, пусть накачанная пропагандой, закрепленная гибелью и видом ран друзей, но была. В Грозном – несомненно! А здесь, под Аскераном? Он поймал себя на полном равнодушии к убитому персу. В меня стреляют, я стреляю… Ночные раздумья привели к интересному выводу. Мадьяр совершенно отчетливо представил, что и его могут убить. Нет, страх перед смертью не исчез, но занял теперь свое достойное место. Мадьяр удивился, отчего это раньше в голову не приходили такие мысли.

А вот убитый перс, как выяснилось после боя, особо вперед не совался. Просто Мадьяру показалось.

АЙ, ДОБРЫЕ ЛЮДИ!

Дашнаки признали Мадьяра. Порой даже демонстрировали как местную достопримечательность. В присутствии Мадьяра они разговаривали на русском. Сам же он с трудом запомнил только армянские ругательства. На случай, если они прозвучат в его адрес.

Мадьяр убеждался, что бойцы Арцаха простые и, в сущности, добрые люди. Если только речь не шла об азербайджанцах. Тут любые аргументы не имели значения. Ненависть не просто застила глаза, но и вышибала ум. Впрочем, персы, судя по их делам, были такими же «добрыми людьми».

Цветущие села обращались в руины только по причине национальности их жителей. Выкорчевывались сады и виноградники, уничтожались родники и колодцы.

Мадьяра вначале удивляло, что артиллерия и авиация воюющих сторон в основном «работали» по населенным пунктам. Даже показалось, что это от недостатка специалистов. Но потом он понял: такова особенность этой войны. Пусть персы уйдут навсегда или умрут! Жестокость он в то время объяснял суровостью горцев и восточных нравов в целом. Каково же было его удивление, когда позднее, в Европе, он увидел более изощренную индустрию геноцида и пришел к весьма грустному выводу: инстинкты разрушения и ненависти к себе подобным заложены в человеке независимо от места его рождения и уровня культуры.

Мадьяр не сомневался: армяне с азербайджанцами в Карабахе не уживутся, какое бы решение ни приняли политики в Баку и Ереване. Не даст мира пролитая кровь и доведенная до крайних пределов религиозная ненависть.

ДИКИЕ ГУСИ И ПСЫ ВОЙНЫ

Воюющим сторонам катастрофически не хватало мастеров войны, которые «одним махом семерых убивахом». Священная ненависть к врагу, она ведь не рождается на пустом месте: нужно, чтобы разрушили твой дом, пролили кровь близких людей. Но из таких воинов в войне, подобной карабахской, не составить победного войска. Силы будут примерно равны. И тогда свое слово должны сказать те, для кого война – профессия. И профессионалов покупали. Мадьяр не раз убеждался в том, что обе стороны использовали славян – летчиков, артиллеристов, саперов. У персов к тому же были инструкторы из Турции, мастера боя в горной местности из Чечни и Дагестана.