Трагедия закона

"Проклятый старый дурак! Проклятый старый дурак!" — повторял про себя Петигрю, шагая к гостинице. Голова болела от удара, который он получил, когда машина врезалась в бордюр, ноги промокли. Он чувствовал себя усталым, побитым и злым. Петигрю был очень зол. Во всем виноват Стригун. Если бы не он, Петигрю спокойно спал бы сейчас в своей кровати в Лондоне. Ему стало казаться, что несчастный случай вслед за шумным весельем был специально спланирован судьей, чтобы доставить ему неприятность. Просроченные права и страховка судьи добавляли злости. Казалось бы, мелочь, но он испытывал мрачное удовлетворение оттого, что его враг оказался в унизительной ситуации. С другой стороны, Фрэнсис негодовал по поводу того, что судья Его Величества допустил столь позорную оплошность. Пожалуй, ни один судья не избежал критики со стороны Петигрю. Он пародировал и высмеивал их всех на вечеринках в адвокатской столовой, хотя многие ему нравились как личности, а некоторые вызывали восхищение. Но ни перед кем не преклонялся. Петигрю слишком хорошо знал их и изучил до такой степени, что не питал никаких иллюзий. Что касается судейской профессии в целом, то он испытывал к ней невыразимое глубочайшее почтение. Это было то, чем и для чего Петигрю жил. Поэтому все, что могло запятнать доброе имя его замкнутого сообщества в глазах остального мира, за пределами узкого круга юристов, волновало его до глубины души. И чем дальше отступали личные обиды, тем ужаснее представлялось то, что совершил Барбер. Когда адвокат подошел к гостинице, им владела лишь одна мысль: любой ценой не допустить, чтобы это происшествие попало в газеты.

"Старший констебль города — разумный человек, — размышлял он. — В любом случае уголовное дело не будет возбуждено. В этом можно не сомневаться. Будем надеяться, что старший констебль нагонит страха на молодого полицейского и тот не проболтается. Что касается Маршалла, то тот, кажется, правильно соображает. Здесь будет все в порядке, но все же не помешает поговорить с ним утром. К счастью, не было посторонних свидетелей, кроме одного, который уже ушел, когда этот старый идиот назвал свое имя. Кстати, странно, что он сбежал… Всегда трудно заставить людей молчать, но можно…"

Размышляя таким образом, Петигрю толкнул вращающуюся дверь гостиницы и зажмурился, ослепленный ярким светом в холле. Он прошел через холл к лестнице мимо двери, ведущей в бар, и услышал, как кто-то крикнул: "Мы закрываемся, господа!" Фрэнсис удивился — он думал, что уже глубокая ночь. Правда, ужин, как всегда, начался довольно рано и благодаря судье закончился раньше обычного. Но за вечер произошло так много событий, что Петигрю засомневался, не закрывается ли гостиничный бар позже обычного. Открыв дверь, он заглянул внутрь, чтобы посмотреть на часы.

В баре было полно народу. Подвыпившие посетители шумно переговаривались, опорожняя кружки. Теплый, влажный воздух был пропитан табачным дымом, ароматом пива и людскими запахами. Петигрю увидел время на часах, висевших на противоположной стене, и повернулся к выходу, но тут заметил оживленную группу под часами. Три или четыре солдата и пара гражданских сгрудились вокруг круга для метания дротиков. Невысокий полный мужчина средних лет в ярком клетчатом свитере приготовился бросать. По всей видимости, игра была в завершающей стадии, потому что страсти накалились до предела. Было также ясно, что бросавший — большой мастер. Его бросок был встречен восторженными возгласами.

— Давай тридцать четыре! — крикнул кто-то. — А, теперь осторожней, Корки. Целься в…

Но видно было, что Корки сам знал, что ему надо делать. Он уверенно бросил второй дротик. Вокруг опять зашумели.

— Двойная семерка! Теперь двадцать! — сказал чей-то голос.

Петигрю почувствовал азарт, хотя ничего не понимал в этой игре. Ему очень захотелось, чтобы Корки сделал все как надо, и он ждал последнего броска, затаив дыхание. Ему не стоило волноваться. В наступившей тишине Корки привстал на цыпочки с грацией танцора, несмотря на свою полноту, аккуратно прицелился и метнул последний дротик. Двойная десятка! Казалось, от шума зазвенели все стаканы и кружки в баре. Болельщики трясли руку вспотевшему, но абсолютно спокойному победителю, грозя ее вывихнуть, и хлопали его по спине. Когда он наконец отошел, чтобы допить свой стакан, бармен громко объявил:

— Время, господа, прошу вас!