Трагические судьбы

Акчи — не первое место, где Худенко проводил эксперимент. В совхозе «Ручьи» под Ленинградом попробовал — разгромили. В Илийском совхозе (это уже Казахстан) — обком партии прекратил эксперимент. Как сказал Филатов, «за Худенко давно гонялась тюрьма». В Акчи удалось ему укорениться, и надолго. Худенко развернул бешеную деятельность, будто предчувствовал: ему дан последний шанс. Не чуждался интриг — дня не проходило, чтобы не выстраивал какие-то интриганские конструкции, комбинации: звонил в Москву, наезжал в Алма-Ату, связывался с Новосибирском. У него была своя разведка, контрразведка, чтобы знать, что затевается в стане «врагов». И всеми перепетиями делился в коллективе: там нас поддерживают, тот министр на нашей стороне, а этот нас хочется свалить, но руки коротки, нас поддерживает Никита Сергеевич.

«Сделать ничего нельзя. Только если вводить чрезвычайное положение и водить силой на работу»

Тут я себя притормозил: а чего уходить в такую древность? В 1969 год? Ну что-то там придумал Худенко забавное с оплатой труда. Нам-то сегодня что с того? У нас сегодня проблемы похлеще — олигархи, коррупция, заказные убийства, борьба за власть. Да в том-то и дело, что и тогда, и сейчас все экономические проблемы сводятся к одному: захочет человек работать или не захочет. Можно провести приватизацию, можно отменить ее, можно потрясти олигархов, можно дать им волю воровать — все это не имеет никакого смысла и значения, если человек, который создает продукт, не (выделю это жирным шрифтом) заинтересован в труде. Худенко вон еще когда сформулировал: человек не должен трудиться под страхом плети. Сегодня это ничуть не устарело. Вот пример.

Совсем недавно, в 1999 году, был я в командировке в Воронежской области — 40 лет худенковским экспериментам. И вот какие там у меня разговоры состоялись. В деревне Костёнки напросился на разговор Николай Митрофанович Казначеев, заслуженный механизатор. Ему за шестьдесят. Рельефно вырезанное крестьянское лицо, умные глаза, руки, привыкшие к железкам. Себя как профессионала охарактеризовал просто: «Я, зажмурившись, разберу трактор и соберу». В советском прошлом не обделен наградами, премиями, поощрениями. В Болгарию его посылали, как передовика. Николай Митрофанович с ходу взял наступательный тон: «Он что обещал? Он обещал, что все будет улучшаться и улучшаться, а что на самом деле — все хуже и хуже. Он обманул народ. Он разогнал колхозы и фермеров не создал. Он обманул пенсионеров, они за него голосовали. У него 100 тысяч охраны. Он…»

«Да кто он-то?»

Казначеев уставился на меня с недоумением: что за бестолочь этот москвич? И прокричал: «Ельцин, кто же еще! Он же обещал, что через 500 дней мы заживем. А что на самом деле? Вот его Татьяна перевела 200 миллионов долларов за границу, и к нему приходит Скуратов: «Как же так?» «Ты ложись в больницу», — говорит он Скуратову. А народ его не отпустил. Во-о! Березовский всю страну может купить, как это? Убрать Ельцина и поставить такого, как Андропов. Я, когда он правил, захожу в магазин, вижу бутылку — и боюсь взять, с работы выгонят. Если в город ехать, то берешь справку в сельсовете, что тебе разрешено туда ехать. И пошел народ работать — а что делать? Андропов навел порядок. А сейчас жулики нас обворовали. Сдали мы 26 тонн зерна по 400 рублей, а денег до сих пор не отдают. Мы кричьмя кричали, а деньги не отдают. Коттеджи понастроили! Мы хотели нанять… как его… ну этот, который стреляет…»

«Киллера?»

«Во-во! Киллера хотели нанять, но он запросил половину денег».

При диалоге случился Болтенков, отставной подполковник (он после увольнения из военно-воздушных сил осел в Костёнках, пытается наладить фермерское хозяйство), резко повернул направление разговора:

«А «Сельхозтехнику» кто разграбил?»

«Мы! — с некоторым даже упоением выкрикнул Казначеев. Подумал и добавил, приглушив голос: — Коммунисты и сами тащили, и нам позволяли тащить. — Заслуженный механизатор еще подумал и сделал окончательный вывод: — Сделать ничего нельзя. Только если вводить чрезвычайное положение и водить силой на работу. Расстрел и руки рубить. По локоть. Создать такой закон. Двоих расстрелять в Костёнках, и порядок будет».

Болтенков интересуется: «А картошку себе сажать тоже будешь под угрозой расстрела?»

«Нет, картошку я сам посажу», — уверен Казначеев.

«Ага, сам! — ухватывается Болтенков. — Так почему же для всего остального тебе нужен Андропов? Зачем расстреливать и руки рубить?»

Казначеев в недоумении смотрит на Болтенкова и продолжает кричать все о том же: стрелять, как в 37-м году.