“О Андрад, — ответила я, — неужели вы так дурно объясняете неустранимую случайность, заставившую меня искать помощи у человека, которому я больше всего в мире боялась быть обязанной? И неужели вы составите себе такое неблагоприятное суждение о женщине, давшей вам столько доказательств своей привязанности? Я ожидала от вас чего-то другого, а не упреков, и вы не можете больше упрекать меня, так как я не совершила поступка, который вы ставите мне в вину и хотите истолковать как преступление. Ах, если я и совершала преступление, то не против вас, а против мужа: он должен быть дорог мне, по отношению к нему я была неблагодарна, чтобы не быть неблагодарной по отношению к вам, и его я покинула лишь для того, чтобы найти жестокого обидчика! Когда ваша смерть, показавшаяся мне настоящей смертью, повергла меня в отчаяние, естественное для женщины, которая ждала лишь мгновения, когда ее застанет муж, и когда дон Луис застал меня в этом плачевном состоянии, что же мне оставалось делать, как не довериться его благородству и его любви ко мне? Он извлек из этого немалую выгоду, изменник, и ценою моей чести, но также и ценою собственной жизни, которую я только что от него отняла. Именно это, мой милый Андрад, привело меня сюда! Я должна скрываться от правосудия до тех пор, пока не узнают, каково было преступление дон Луиса и каково было мое несчастье. У меня есть деньги и драгоценности в достаточном количестве, и вы могли бы жить с блеском в той местности Испании, где вы согласились бы быть спутником моих злоключений; впрочем, время покажет всем, что я достойнее жалости, нежели порицания, и мое поведение оправдает в ваших глазах мои прежние поступки!”
“Да, да, — прервал меня Андрад, — я займу место дон Луиса, который тебе надоел, а, может быть, буду убит так же, как и он, когда и я надоем тебе! О распутная женщина, — продолжал он, — как это последнее злодеяние укрепляет мою уверенность, что ты решила принести меня в жертву своему любовнику! Но ты не отделаешься ценою одних упреков, и я лучше стану твоим палачом, чем сообщником твоего преступления!”
С этими словами он насильно сорвал с меня одежду и нанес мне, обнаженной, сотню ударов с такой жестокостью, что его собственные слуги пришли в ужас. Насытив свое бешенство до того, что выбился из сил, он выбросил меня на улицу, и я была бы уже мертва или в руках тех, кто меня разыскивает, если бы так счастливо не натолкнулась на вас».
Закончив свою речь, она показала дону Гарсиа кровоподтеки у себя на руках и на тех частях тела, показать которые дозволяла благопристойность. Затем она заговорила опять:
— Вы выслушали мою плачевную повесть, благородный Гарсиа! Посоветуйте же мне, заклинаю вас, что делать несчастной, послужившей причиною стольких раздоров?
— Увы, сударыня, — прервал ее дон Гарсиа, — почему не могу я дать вам совет с такою же легкостью, с какою я, если вы позволите, постараюсь наказать Андрада? Не лишайте меня чести быть мстителем за вас и не бойтесь использовать для всех ваших начинаний человека, который так же чувствителен к вашим несчастьям, как и к нанесенным вам обидам!
Дон Гарсиа произнес эти слова с большим жаром, и Евгения сразу поняла, что он чувствует к ней ни меньше любви, чем сострадания. Она поблагодарила его в самых учтивых выражениях, какие только подсказали ей ее светское воспитание и чувство признательности, а затем попросила его взять на себя труд вновь зайти к ее мужу и разузнать подробнее, что именно рассказывают об ее бегстве и о смерти дон Луиса.
Дон Гарсиа прибыл туда в то самое время, когда отводили в тюрьму дона Санчо, его слуг и слуг дон Луиса, показавших, что их хозяин был влюблен в Евгению. Смежная дверь, оказавшаяся отворенной, кинжал дона Санчо, еще покрытый кровью, до известной степени изобличали его в убийстве родного брата, между тем как он был в нем настолько же неповинен, насколько был им потрясен... Бегство его жены, его драгоценности и деньги, которые нигде не могли найти, — все это повергало его в безысходное удивление и огорчало его больше, чем тюрьма и принятые правосудием меры. Дон Гарсиа торопился сообщить Евгении эти новости, но не мог сделать это так быстро, как ему бы того хотелось.
Один из его друзей, имевший до него дело, надолго задержал его на улице, где находился его дом, причем случайно это оказалось напротив дома Андрада, и он увидел, как оттуда вышел слуга в высоких сапогах, с дорожным мешком. Дон Гарсиа в сопровождении своего друга последовал за ним издали; заметив, что слуга вошел в помещение почты, он и сам тоже зашел туда и увидел, как тот нанимает трех лошадей, которые должны быть готовы через полчаса.